Дом на линии огня. Хроника российского вторжения в Донбасс - Дмитрий Дурнев
Еще одна схема мошенничества — „сдавать“ квартиры посуточно и помесячно в разных городах Украины через сайт частных объявлений. Там тоже требовали перевести залог на банковскую карту или на мобильный телефон — например, чтобы хозяева выехали на просмотр, за „бронирование“ очень дешевой или очень удобной квартиры где-нибудь в пригороде, за первый месяц, ну и так далее. Деньги, разумеется, в гривнах переводились на счета в украинских банках. С этих же счетов заключенные в „ДНР“ платили дань начальникам колонии и финансировали улучшение своих условий: например, оплачивали организацию свиданий с женщинами или параллельное меню в столовой. Соответственно, и дальнейшие откаты — вплоть до „министра юстиции ДНР“ — выплачивались в безналичных гривнах внутри украинской банковской системы!
Руководство бригадой позволяло Гинжаленко жить неплохо по тюремным меркам. По его словам, он ни разу не ел в местной столовой, потому как подают там макаронный суп без ничего и прелую перловку. Однако в дополнительном окошке всегда можно было купить жареную картошку, колбасу, рыбу, вареные яйца и прочую домашнюю еду — причем, опять же, за безналичные гривны: Гинжаленко через программу мобильных платежей переводил деньги повару, а тот начальнику столовой. Примерно так же были устроены прочие жизненные блага. „Можно купить четыре спичечных коробки травы за двадцать тысяч гривен (577 евро. — Прим. авт.), — продолжал мой собеседник. — Если на свободе такая коробка стоит тысячу рублей, то здесь получается двенадцать тысяч! Допустим, сейчас длительных свиданий нет [из-за карантина], и человек свою жену встретить не может, но есть „беседа“ — неофициальное свидание: твоего человека привозят в восемь утра и до четырех вечера, за это платится пять тысяч гривен (144 евро. — Прим. авт.). Лечение тут тоже только за деньги“.
Криминальные предприятия вроде того, где трудился Гинжаленко, к концу 2010-х активно работали и в России, и в Украине, в том числе в колониях, где начальство было в доле. Кто-то изображал женщин и арендодателей, кто-то — сотрудников банков или агентов ФСБ: пользуясь обширными утечками персональных данных, мошенники разводили на миллионы и пожилых людей, и молодежь, и даже иногда знаменитостей. Звонки из „службы безопасности Сбербанка“ стали настоящим мемом, вошли в репертуар стендап-комиков. Но в Донецке был все же межгосударственный эксклюзив — в телефонах зэков было две карточки, украинская и оккупационная, они получали гривну и спокойно расплачивались ею одновременно и в рублевой зоне, и просто в „зоне“.
Пока сохранялась прежняя, еще украинских времен администрация колонии, бизнес существовал спокойно. А как раз в 2020 году управлять ею поставили нового человека — Юрия Дорошенко, который, по словам Гинжаленко, заломил мошенническим бригадам непосильные „налоги“. „За неделю работы с двух человек начальнику колонии или его первому заместителю нужно принести пятнадцать тысяч гривен, — жаловался мне заключенный. — С четырех человек соответственно — тридцать тысяч гривен! Деньги не принес — тебя закрывают в изолятор на пятнадцать суток за „найденный“ мобильный телефон или еще за что-то, находят причину. По моим подсчетам, они в месяц так собирают до четырехсот тысяч гривен — это практически миллион рублей (14 000 долларов по курсу ноября 2020 года. — Прим. авт.)!“
„Понимаете, каждый заключенный хочет иногда в столовой за свои деньги покушать картошки с мясом, а любые проверки этот механизм на время ломают. Поэтому жалобщиков там не любят, и надо сильно перегнуть палку, чтобы зэк пошел на публичный конфликт, — объяснил мне один из бывших старших офицеров донецкой системы исполнения наказаний. — Этот Юрий Дорошенко — не из наших, он бывший сотрудник ОБЭП МВД (отдел по борьбе с экономическими преступлениями. — Прим. авт.). Кто понимает специфику, тот знает, что в этих службах чистых людей нет, у них мышление „зеленое“ — сразу в долларах. В колониях зарабатывают всегда, но озвученные суммы слишком жирные по любым меркам!“
Тем временем супруга Гинжаленко попала под колеса обыденной реальности оккупации. Она осуществляла рутинную операцию по переводу денег со своего украинского счета на счет заместителя начальника колонии — и тут раздался звонок по сети местного оператора „Феникс“: из местной больницы напоминали, что надо принести постельное белье для госпитализированного пожилого родственника. В китайском смартфоне звонок прерывал банковскую транзакцию в мобильном интернете, повторно зайти удалось не сразу, и банковскую карту автоматически заблокировало вместе со счетом. Обычный человек в обычной стране пойдет и разблокирует карту в ближайшем отделении банка, но для Гинжаленко это стало абсолютной катастрофой: ближайшее отделение находилось в полуторе тысяч километров и требовало двукратного пересечения границ, нескольких ночевок в Украине и долгой дороги обратно. А непонимающее тюремное начальство требовало денег во что бы то ни стало и еще больше, ставило „на счетчик“, грозилось посадить мужа в холодный карцер и не хотело слышать никаких объяснений… Невероятный жизненный кризис всего из-за одного банального звонка жене зэка от дежурной медсестры.
Адвокат Омельченко не в первый раз сталкивался с мошенническими фабриками в донецких колониях. В 2016 году его наняли родители одного из заключенных, которого должны были по его заявлению передать для дальнейшего отбытия наказания на украинскую территорию. Заявления такие были тогда в моде — из „ДНР“ после долгих переговоров смогли этапировать в украинские колонии пару сотен зэков, после чего это дело навсегда встало.
Изучив вопрос, Омельченко посоветовал отказаться от этой затеи: в Украине на этого человека уже возбудили пять новых уголовных дел по фактам телефонного мошенничества — он звонил людям и пугал их тем, что их близкий попал в ДТП, поэтому срочно нужны деньги, чтобы не завели дело.
„Я встречался с ним, спрашивал: „Было?“ — вспоминал Омельченко. — А он мне: „Нас заставляют, с меня не слезут!“ Им оперативники давали определенную базу номеров, задания, и они в месяц каждый должны были заработать около пятидесяти тысяч рублей. Они нормально жили — женщин им не давали, но пожрать, выпить… Может, если кто наркоман, и дозу могли дать“.
По словам Омельченко, людей, способных зарабатывать, старались придержать на зоне. Но были и исключения. 16 апреля 2019 года в ходе обмена по неизвестным до сих пор резонам Украина забрала из „ДНР“ Александра Садовского, которого местный суд приговорил к пожизненному заключению за убийство беременной женщины. Через две недели уже суд в Киеве арестовал его по уголовному делу, открытому еще в марте 2018 года, когда Садовский сидел в донецкой колонии строгого режима: обвиняли его в мошенничестве в особо крупном размере и компьютерных взломах. Мошенничество в особо крупном размере из камеры блока для пожизненно заключенных — это прямо сюжет из романов Дюма.
Материал про историю Гинжаленко я готовил долго. Время ушло на организацию телефонных переговоров (зэку больше часа никто не должен был мешать), на тщательную проверку фактов. По итогу получилось нарисовать полную картину коррупции в „ДНР“, которая приводит к тому, что местные силовики хранят украденные капиталы в украинских банках: кроме прочего, украинским спецслужбам это давало большие возможности для вербовки. Когда такие материалы выходят, всегда летят головы, а когда вокруг оккупированные территории, головы могут лететь в буквальном смысле слова. Григорий Гинжаленко отчаянно рисковал — в ожидании публикации он подал заявления в Генпрокуратуру и еще много куда, а заодно разрешил нам использовать в материале собственное имя. Обычно в таких ситуациях я очень волнуюсь за судьбу своих источников, но тут было сложнее: этот человек ездил с автоматом по моему городу и убивал людей
