Семиречье в огне - Зеин Жунусбекович Шашкин
Стук-стук. Кто-то стучится в дверь. Глафира прислушалась. .Может, Саха? Но почему — Саха и в такое позднее время? Саха не придет, Глафира, кажется, потеряла еще одного друга юности. Опять стук! Стучатся в окно отца. Кто же это?
Глафира встала и, накинув халат хотела выйти. Но отец уже открывал дверь.
— Извините, господин атаман!— начал было говорить на ломаном русском языке пришедший, совершенно незнакомый человек, отец шепотом предупредил: «Тсс!»
Они, тихо шагая по коридору, прошли в гостиную. Глафира осторожным движением приоткрыла дверь своей комнаты и вышла в коридор.
— В саду Рафикова, на квартире сторожа-садовника собрались люди. Решили освободить Бокина из тюрьмы,—торопливо, коверкая слова, докладывал пришелец.
— Кто да кто?
— Русский. Он недавно вернулся из Сибири... Усы вот такие...
— Березовский. Еще кто?
— Другой русский, хозяин дома, садовник. Фамилию не знаю.
— Юрьев. Еше кто?
— Саха Сагатов!
Глафира чуть не вскрикнула. А из-за двери гостиной слышалось:
— Если сейчас окружить дом, можно всех арестовать... Еше среди них — джигит-казах, приехал от повстанцев с гор!
Глафира вернулась в свою комнату, быстро оделась и тихо вышла на улицу.
На дворе темно, хоть глаз выколи. Глухая, тяжелая тишина. Повалил хлопьями снег. Глафира пошла к парку. Зачем она идет туда? Что сделает? Этого она сама еше точно не знала. Было одно желание — предупредить Саху. Успеть, пока отец придет в парк с вооруженными казаками. Глафира не хочет, чтобы Саха попал в беду, не хочет, чтобы его опять посадили в тюрьму. Он честный, прямой, смелый... ведь соучастие... Нет, она не будет. Нет, она тоже поступит честно. До других ей дела нет, но Саху надо спасти. Ведь он был хорошим другом, не скрывал ничего. Он намерен спасти Токаша...
Мысли снова начали путаться. Токаш был ее другом и он стрелял в ее отца... Глафире не хочется верить в это. А почему бы Токашу и не стрелять в того, кто причинил столько бед казахам? Глафира сама говорила отцу, как он несправедлив...
Но вот и домик садовника. Надо решиться...
Пока она раздумывала, как поступить, к ней привязалась пушистая белая собачонка. Дворняжка злобно лаяла. Глафира пятилась, опасаясь ее. Открылась дверь — из домика свет хлынул в сад. На крыльцо вышел пожилой бородатый мужчина,
— Дик, пошел прочь!
— Вам кого надо?
— Мне?.. Мне Саха Саратов нужен,— дрожащим го лосом насилу выговорила Глафира.
Мужчина, окинув девушку взглядом, сказал: «Идем те», и повел ее в дом. В хорошо освещенной комнате за круглым столом сидели двое: Саха и еще тот самый рус ский усач, которого Глафира видела в парке вместе с Са хой. Увидев Глафиру, Саха вскочил с места.
— Глафира!
— Саха, тебя сейчас арестуют. Убегай!
Мужчины удивленно переглянулись. Саха довольно наивно спросил: -
— Кто тебе сказал?
Глафира не могла спокойно рассказывать; поспешно, скороговоркой она сообщила все, что знала.
— Ну, что ты скажешь на это, Березовский?— сказал бородач усатому.
«Так вот он какой, Березовский!—подумала Глафира.— Отец называет его бандитом. Нисколько не по хож...»
Березовский с радостным блеском в глазах протянул Глафире руку:
— Спасибо, дочка!—потом показал на стул.— Про ходите сюда. Петр, давай чаю! Дочка озябла. Ночь сто ит холодная.
— Нет, нет! Спасибо...— у Глафиры путалось в голове: «Грозит опасность, она уж в дверь заглядывает, а тут — чаепитие... Странные люди! Не перепутал ли что шпион отца? Почему Саха сидит так беспечно, почему не убегает?»
Стол был моментально накрыт. Появились фрукты — яблоки, кишмиш, изюм, бутылка с вином. На краю стола уже пофыркивал никелированный самовар.
Березовский налил каждому по рюмке вина, нетороп ливым движением расправил усы.
— Дочка, все это тебе, возможно, покажется довольно странным. Тем не менее, привыкай. Самое интересное в жизни еще впереди!.. Этот бокал я поднимаю за твою чистосердечность, за твое будущее счастье.
Он выпил вино залпом до капли. Хозяин дома тянул вино медленно, смакуя каждый глоток. Саха только
пригубил и поставил рюмку обратно на стол. У Глафиры дрожала рука. Странные мысли кружились в голове: «Дочка... Обыкновенное обращение пожилого мужчины к девушке. Но почему так необыкновенно ласково произносит он это слово..?» Она так и не успела поднести рюмку к губам.
Послышался неистовый лай собаки и топот копыт.
— Саха, спрячься, убегай!—вскрикнула Глафира и, пролив вино, вскочила с места.
Березовский, взяв за руку, усадил ее.
— Садись, дочка! Не суетись! Все обойдется...
К комнату с грохотом ворвались полицейские во главе с самим атаманом. Никто из сидящих за столом не шелохнулся; у атамана глаза вылезли из орбит, он только и смог вымолвить:
— Глаша!?
Глафира подняла рюмку и чокнулась с Сахой.
Глава 15
Токаш очнулся от крепкого сна: загремела и заскрежетала железная дверь. Ее долго не могли открыть, в заржавевшей замочной скважине ключ повертывается с трудом. Этот лязг и скрип отдается в голове, вздергивает нервы.
Токаш поднял голову. Опять на допрос, что ли? Ведь следствие уже закончено...
На пороге — начальник тюрьмы, Токаш прозвал его «Торчком ус». Этот самый «Торчком ус», оглядев Тока ша, сказал:
— Одевайтесь быстрее!
Опять торопят! Куда торопят — на свободу, на расст рел? Разве на расстрел тоже торопят?
— Вещей своих не оставлять!
Токаш молча собирается. Он привык без крайней нужды ничего не отвечать: молчанием он изводит их. «Торчком ус» выходит из себя, злится.
Из вещей у Токаша только халат и жестяная кружка. Накинув халат на плечи, Токаш молча и пристально смотрит в лицо «Торчком уса».
Начальник шипит что-то вроде: «Ты еще получишь oт меня».
Впереди идет надзиратель, сзади — «Торчком ус». Куда они ведут? Во двор? Нет, повернули направо. В этом ряду—общие камеры...
Надзиратель открыл дверь одной из камер, «Торчком ус» втолкнул туда Токаша.
— О, Токаш-жан!
— Легок на помине! — с радостными возгласами встретили Токаша Сят и Курышпай.
Токаш поочередно обнял каждого из них, прижимая к груди. Впервые за эти восемь месяцев на глаза его на вернулись слезы. От одиночества это, или от переутомления, или от тоски по родному народу?..
Заговорили все трое, громко, наперебой. Каждый хо тел сказать о самом наболевшем. Курышпай звонким го лосом заглушал низкий голос