Впечатления и встречи - Людмила Львовна Горелик
Молоко брали в магазине разливное — для него у нас (как и во всех других семьях) был специальный бидончик. Продавщица в белом фартуке и в белых нарукавниках (под ними в холодное время года был ватник, или, иначе, телогрейка — стеганая куртка из натуральной ткани на вате, очень удобная и недорогая, тогда у многих были такие) алюминиевым ковшом на длинной вертикальной ручке (их у нее было два — литровый и поллитровый) черпала молоко из огромного, тоже алюминиевого, бидона. Когда начинала новый бидон, тщательно, напоказ для очереди (которая ревниво следила за этим процессом), размешивала в нем молоко своим ковшом на длинной ручке: чтобы жирность распределялась равномерно. Молоко нужно было брать в первой половине дня — потом оно заканчивалось; молоко в те годы нельзя было хранить долго, так как оно скисало. Холодильника в нашем окружении ни у кого не было.
Хлеб мы покупали в булочной на ул. Ленина, рядом с домом — в этом помещении еще и в начале 2000-х существовала булочная с кондитерской на втором этаже. В 1950-е магазин был только на первом. Там всегда толпилось много народа и вкусно пахло хлебом. В витрине за большим полукруглым стеклом лежали батоны, французские булочки с продольной коричневой корочкой (вскоре их стали называть городскими — в свете борьбы с космополитизмом), сайки, слепленные друг с другом мягкой сердцевинкой, пышные халы (переименованные одновременно с французскими булочками — в плетенки)… В витрине у противоположной стены магазина были конфеты.
Конфеты мы с тетей Маней не покупали. Иногда их (обычно по нашей с сестрой просьбе) покупала мама. Это были подушечки (внутри твердого сахарного «мешочка» чуть-чуть повидла), ландринки, ириски, «морские камешки» (окрашенный сахар с изюминкой внутри) и редко соевые. Конфеты, как правило, покупали без фантиков: такие сорта были дешевле. Соевые конфеты существовали разные — мы любили «Кавказские»: они походили на шоколадные, и внешне, и, нам казалось, по вкусу. Ландринами назывались разноцветные леденцы, обсыпанные сахаром, их долго можно было рассасывать во рту. Ландринки были такие же дешевые, как подушечки, но интереснее: их можно было сосать долго. Ландринки покупали чаще всего.
В магазинах пятидесятых годов дорогие продукты (шоколад, черная и красная икра, мясо, колбаса двух-трех сортов, сыр двух-трех сортов) продавались свободно, но мало кто в нашем окружении имел возможность покупать их часто. Я как-то даже и не помню этих отделов в магазине, мы с тетей Маней к ним редко подходили. Колбасу или сыр (чаще колбасу, мы ее больше любили) мы покупали на праздники (Новый год, 7-е ноября, 1 Мая, дни рождения), икру я впервые попробовала уже взрослой. Впрочем, моя приятельница-ровесница рассказывает, что в детстве мама заставляла ее есть икру; ее отец был полковник. Колбасу и сыр мы раскладывали на тарелочке в один слой, но плотно — чтобы ломтики находили один на другой — так казалось больше. Все это продавалось без особой очереди, потому что было дорого и потому что у подавляющего большинства населения не было привычки есть это каждый день. Гонялись за другим. Черного хлеба отпускали не более двух буханок в одни руки: он был сравнительно дешев, и некоторые пытались кормить им домашний скот. А огромные очереди начала пятидесятых связаны в моей памяти с мукой, сахаром и мандаринами.
Их не было в постоянной продаже. Если в каком-то магазине «давали» муку или «выбрасывали» сахар, это получало очень широкий резонанс в близлежащих домах. Соседи, друзья, знакомые спешили сообщить новость друг другу. Чтобы не мешать работе магазина, дефицитные продукты, как правило, «давали» не внутри магазина, а на выходе с черного хода, со двора: многочасовая очередь, таким образом, выстраивалась во дворе. Однако все знали, куда идти.
Мы с тетей Маней быстро подхватывались и бежали в указанное место. Если дома оказывались мама или сестра, они тоже присоединялись к нам. Пока жил в городе, подходил иногда и папа — он нес домой добытый продукт. Как можно более полное присутствие домочадцев было необходимо, потому что дефицитные продукты выдавали в строго ограниченном количестве: например, по два кило в одни руки. Отсутствующие члены семьи, разумеется, не учитывались. Я помню, как незнакомые женщины жарко шептали маме на ухо: «Одолжите мне Вашу девочку, я на нее тоже возьму, а то у меня…» (излагались подробности о грустных семейных обстоятельствах — чаще всего о болезнях близких). Поскольку стоять приходилось долго, очередь располагалась не друг за другом, а, скорее, толпой. Некоторые занимали по два раза — человек через двадцать-тридцать, — с целью получить лишние килограммы муки или сахара. Такие попытки, будучи замеченными, строго пресекались. Обычно кто-то из наиболее деятельных граждан (гражданок) занимал место возле продавца, и следил за порядком — чтобы не проходили без очереди. Случалось пару раз, что меня «одалживали» — маму легко было разжалобить. Однажды следящая за порядком гражданка вспомнила, что «на эту девочку уже брали», и маме не позволили получить продукт на меня. Это было, по большому счету, справедливо, но очень обидно. Мама плакала. О, в очереди, случалось, разыгрывались шекспировские драмы.
Почему ажиотаж вызывали именно эти продукты? Мандарины (или апельсины) «выбрасывали», как правило, перед праздниками. Если кто-то из домашних ездил в Москву, то тоже всегда привозил оттуда апельсины или мандарины. С мандаринами все понятно: это продукт веселый, экзотический, всем хочется мандаринов к празднику! Но мука?
Я не припомню в детстве покупных тортов или пирогов
