Люди без внутреннего сияния - Йенте Постюма

Я подумала, не купить ли картошку и фрикандели прямо сейчас, но до обеда было еще очень далеко. А картошку фри не разогреешь. Мой папа о таком не думал, он совал в микроволновку все подряд. После маминой смерти он чаще всего покупал в супермаркете готовые блины, разогревал их в микроволновке один за другим, и пока следующий блин грелся, съедал предыдущий, стоя у столешницы.

Когда я вернулась, отец смотрел телевизор; передавали прямую трансляцию «Формулы-1» из Монако. Визг гоночных машин было слышно с улицы. Я запустила собаку в комнату, а сама отправилась прямиком в сад. Там я сняла платье и соскользнула с бортика в бассейн. Вода уже немного согрелась. Я нырнула, вынырнула, снова нырнула и попыталась пробыть под водой как можно дольше. Там было слышно только насос. Он тихонько булькал, но это бульканье не было похоже на тот звук, который вырвался из моей мамы перед тем, как она умерла. Тот звук больше напоминал клекот.

Люди без внутреннего сияния

Мне как раз исполнилось восемь, и мне разрешили пойти в городской театр на «Фауста» Гёте. Моя мама там играла. Она была одной из шлюх, которых Мефистофель, дьявол, подарил профессору Фаусту в обмен на его душу.

— Ты только не пугайся, ладно? — сказала моя мать, потому что мне предстояло увидеть ее голые груди, которые будет трогать другой мужчина, не папа. Мой папа остался дома присмотреть за собакой. Мы только что взяли щенка, и он пока совсем не мог находиться один, от стресса он какал на ковер.

Но я и не собиралась пугаться, потому что часто видела маму голой. Дома и в кемпинге на юге Франции. Там вообще все ходили голыми, а мне с некоторого времени больше нравилось носить диско-костюм: блестящие розовые шорты и розовую футболку, на которой розовыми буквами было написано «диско».

На спектакль я надела свое лучшее платье: красное, длиной почти до самого пола.

— Ты как с карти-и-и-инки! — сказала моя мама так, как могла сказать только актриса, но ее мысли при этом явно были где-то не здесь.

Мы стояли с ней рядом перед зеркалом. В точности как моя мать, я повернулась вполоборота и посмотрела через плечо, как выглядит моя задница. Я осталась довольна. Моя мама расправила свое платье и спросила меня, идет ли оно ей. Я одобрила и ее задницу.

— Честно? — спросила она. Теперь она действительно обратила на меня внимание. Я кивнула и широко улыбнулась ей в зеркале.

— Ты роскошная шлюха, — сказал мой отец. Он ухватил маму за бедра, но она его оттолкнула.

— Такси! — закричала она. Специально ради меня моя мама заказала такси.

По дороге она рассказывала, кого я увижу в театре, и велела мне не забыть пожать руки двум знаменитым исполнителям главных ролей. Я должна была посмотреть на них и сказать: «Приятно с вами познакомиться». И больше ничего, чтобы не помешать им концентрироваться. С другими актерами можно было разговаривать как обычно, объяснила мама, только не рассказывать про школьные задания, потому что артистам это не интересно. «Твои оценки ни о чем мне не говорят, — всегда повторяла моя мама. — Главное — как ты проявишь себя в этом мире». «Покажи себя!» — восклицала она и распахивала объятия. Еще она часто говорила об обаянии, о внутреннем сиянии и особенно о людях, у которых его нет. Это ужасные люди. Они еще ужаснее, чем некрасивые люди. Каждый день, когда моя мама забирала меня из школы, я видела из окна нашего класса, как она стоит у ворот в своих высоких сапогах и шубе из секонд-хенда, и тут же начинала прилагать все усилия, чтобы засиять как можно ярче. Я напрягала все мышцы и так сжимала челюсти, что в голове начинало звенеть. А потом старалась максимально экспрессивно выйти на улицу.

В прошлом году, после первой в моей жизни экскурсии, когда автобус подъезжал к школе, все дети, хихикая, спрятались под сиденья.

— Давай же, прячься! Скорее! — кричали они мне, но я единственная осталась сидеть. Я хотела, чтобы моя мама увидела меня издалека, чтобы мое сияние появилось из-за поворота раньше меня самой.

В гримерке театра стояла ваза с мини-шоколадками «Марс». Мне разрешили взять, сколько захочу.

«Не стесняйся, милая», — повторяли все то и дело.

Еще там была кола, и ее мне тоже разрешили пить сколько влезет, хотя места во мне после ужина было не так уж много. Но я все-таки выпила целый стакан, а потом меня позвала мама, потому что настало время пожать руку исполнителям главных ролей. Они громко засмеялись, когда я сказала: «Приятно с вами познакомиться». Даже загоготали.

— На самом деле это мама велела мне так сказать, — пояснила я.

И моя мама тоже загоготала.

— Да мы же тобой восхищаемся! — крикнула она мне вслед, когда я уходила сложив на груди руки и опустив голову.

Я вышла из гримерки и, не оглядываясь, пошла куда-то, пока не оказалась в узком коридорчике между темными шторами. В конце коридора на складном стульчике за складным столом сидел пожарный. Он пил кофе из пластикового стаканчика.

— Юная леди, что это вы тут делаете? — строго спросил он. Я испугалась.

— Я пришла посмотреть на маму, — сказала я, развернулась и побежала назад по коридору.

— Эй-эй! — крикнул он. — И где же твоя мама?

Этого я не знала. Я свернула за угол и оказалась в каком-то захламленном помещении. Рядом с горой составленных друг на друга деревянных стульев стояли черные коробки, а на коробках стояли три тролля. Это были ненастоящие тролли, но я все равно не решилась пройти мимо них, а возвращаться назад к пожарному мне тоже не хотелось. Так что я осталась на месте. Из темноты на меня таращились тролли со зловещими ухмылками, и я тихонько заплакала. Так я простояла до тех пор, пока меня из-за единственной двери в помещении вдруг не позвала мама. Она ворвалась ко мне в ярко-синем халате, с ярко накрашенными красными губами и глазами, густо подведенными черным.

— Вот ты где! — сказала она. — С чего ты вздумала прятаться? Пойдем скорее, мы уже начинаем!

Мне выделили место в первом ряду. Мягкое красное бархатное кресло было таким роскошным, что я решила не садиться на