Собаки и волки - Ирен Немировски
Гарри не испытывал к ним неприязни, как они думали. Гарри считал их своеобразными, раздражающими и трогательными одновременно. Они протянули ему кончики пальцев одинаковым холодным жестом; Исаак пригласил его сесть, Соломон указал прислуге на сбившуюся штору, из-за которой в комнату пробивался солнечный луч. Штору расправили, и по комнате разлилось багряное сияние, насыщенное и бархатистое, как от вина или роз. Бесшумно вошел лакей с блюдом фруктов, хозяева ели их на завтрак, чтобы очистить густую и стылую от старости кровь. Исаак с олимпийским спокойствием принимал из рук слуги глянцевитые золотистые виноградины на конце длинных старинных ножниц, как некоторые роскошные птицы берут пищу клювом. Соломон оставался более настороженным, жизнь все еще проявлялась в нем нетерпением и подозрительностью – он следил глазами за движениями слуги и, нахмурив брови, указал ему, что на двух виноградинах есть маленькие рыжие пятнышки. Он оттолкнул тарелку, которая тут же исчезла, сменившись другой, ярко-зеленого фарфора, на которой была подана восхитительная клубника. Каждый предмет сервировки был редким и очень ценным.
«Бедные старые птицы», – подумал Гарри.
Он отказался и от фруктов, и от кофе. Но терпеливо ждал, пока его дяди закончат завтракать, потому что прекрасно знал, что с ними нельзя разговаривать и рассчитывать на внимание, пока они не удовлетворят свой капризный аппетит. Сейчас Соломон медленно ел клубнику, обваленную в сахаре. Он отличался от брата формой носа: он был очень тонкий и как будто сломанный в двух местах, а острый кончик почти касался губ, тогда как у Исаака нос тяжело нависал, как экзотический фрукт. У обоих были большие, четко очерченные глаза, как у юношей с персидских миниатюр. Гарри, наученный опытом, изо всех сил старался скрыть свое нетерпение, но они, казалось, догадывались о нем и растягивали свою медленную, церемониальную трапезу как можно дольше. Наконец Соломон вытер пальцы зеленой льняной салфеткой, и Исаак распорядился, чтобы ему вручили несколько писем, которые были отсортированы и вскрыты секретарями и уложены в небольшую стопку рядом с ними, как тосты на золотом подносе.
Это был последний обряд. Держа одной рукой нож для писем на уровне бровей, Исаак взглянул на уже прочитанные страницы, из которых заранее вынули все самое важное, и, равнодушно вздохнув, положил их обратно. Соломон просматривал утренние газеты.
В этой закрытой столовой, в этом красном мареве, вдыхая запах фруктов и какой-то неясный аромат специй и имбиря, который, казалось, плыл вокруг его дядей, Гарри пришлось бороться со странным оцепенением. Он часто испытывал подобное чувство. Присутствие стариков действовало как наркотик: их медленные движения и размеренные слова зачаровывали. «Мы очень стары, мы очень мудры, – как бы говорили они. – Чему, по-вашему, ты можешь нас научить? Мы видели начало вещей, и мы увидим их конец».
Он начал говорить, быстрее и более нервно, чем ему хотелось бы:
– Дядя, – он всегда инстинктивно обращался к Соломону, в котором еще сохранилось что-то человеческое, – дядя, правда ли, что в списке кредитов, которые вы выдали правительствам разных стран за последние годы, появилось еще две страны?
Ни один из стариков не ответил. Соломон с бесконечной медлительностью сложил газету «Фигаро» и положил ее на свою пустую тарелку. В тщательно закрытой комнате раздалось жужжание неизвестно как пробравшейся туда пчелы, опьяненной ароматом клубники. Исаак нервно замахал ножом для писем, чтобы прогнать ее.
– Их привлекают цветы на террасе. Ты не поверишь, но вчера в своей спальне я отчетливо слышал комариный писк возле кровати. В начале мая! В Париже…
Соломон повернулся к племяннику.
– Ты, молодой и ловкий, сможешь ее прогнать? – сказал он тем насмешливым и меланхолическим тоном, с которым всегда разговаривал с племянником, как будто при этом думал: «По вашему мнению, мы годимся только на то, чтобы нас сжечь, молодой человек? Что ж, готовьте костер, раздувайте пламя, но не удивляйтесь, если мы будем сопротивляться!»
Гарри сухо сказал:
– Не трогайте ее, и она не причинит вам вреда. Вы мне не ответили, – продолжил он после минутного молчания.
– Что ты сказал, мой дорогой мальчик? Я не расслышал, прошу прощения.
Гарри встал и принялся расхаживать по комнате, сопровождаемый подозрительными взглядами дядюшек.
– Меня беспокоит деятельность фирмы, – сказал он, – в последнее время она приобрела лихорадочный характер. Надо ли говорить, что меня смущает и сам размер доходов, они выходят за все разумные пределы?
– С каких это пор молодые люди жалуются на то, что старый банкирский дом, который им суждено унаследовать, приспосабливается к современным условиям и ищет богатства там, где их можно найти?
– У меня перед глазами, – сказал Гарри, – список стран, которым мы в той или иной форме оказали помощь, он просто удручает. В него входят все страны Европы и Востока, особенно Востока, и именно это меня беспокоит.
– А ты видел список преимуществ, которые мы от этого получили? – мягко сказал Исаак. – Мы поглотили несколько чрезвычайно важных организаций. Правительства, которым мы оказываем поддержку, дали нам за это солидные, ощутимые ценности. Оставь это нам, Гарри. До сих пор тебе не приходилось жаловаться на то, как