Завтра, завтра - Франческа Джанноне

– Ты выглядел довольно взволнованным, когда вышел из подсобки. Ее лица я не видела. Она вышла после тебя, не так ли? – Дориана снова внимательно посмотрела на него.

Лоренцо почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Он резко взял ее за руку.

– Я давно ничего не чувствую к Анджеле. Она не та женщина, которую я хочу видеть рядом с собой. Есть другая, о которой я думаю уже давно… – солгал он.

– Другая? И кто же?

– А ты до сих пор не поняла?

Дориана с легкой улыбкой покачала головой.

Лоренцо улыбнулся ей в ответ.

– Ты же знаешь. Ты прекрасно знаешь, что это ты…

– Ты в этом уверен, Лоренцо?

Он протянул руку и погладил ее по щеке. Затем взял ее лицо в ладони и нежно поцеловал в губы. В этот момент перед глазами у него пронеслось воспоминание: он увидел себя в объятиях Анджелы в подсобке галереи, почувствовал, как впиваются в кожу ее ногти, услышал ее приглушенные стоны, вспомнил жадные поцелуи…

Поддавшись внезапному порыву, он крепко обнял Дориану.

– Выходи за меня, – прошептал он.

Девушка несколько секунд смотрела на него недоверчиво. Потом ее глаза заблестели от нахлынувших чувств, и она кивнула, одарив его той самой улыбкой, от которой на щеках у нее заиграли ямочки.

15

Миру тело его[18]

Январь–февраль 1960 года

В новой лаборатории, запершись на ключ в своем кабинете, Аньезе готовила букет эссенций для «Нувель Марианн», отмеряя дозировки, которые знала только она. За матовой стеклянной дверью двое мужчин, недавно нанятых Колеллой, Маттео и Роберто, склонившись над столом, внимательно наблюдали за химической реакцией в стеклянной колбе. Оба были сдержанными и молчаливыми и даже внешне походили друг на друга: долговязые, с узкими плечами и длинными руками. Им обоим было около тридцати, только Маттео был лысым и носил очки, а у Роберто были густые напомаженные волосы и усеянное родинками лицо.

С первой же встречи Аньезе поняла, что перед ней опытные люди: сразу было видно, что они долгое время трудились на крупной фабрике. Она не раз задавалась вопросом: как Колелле, черт побери, удалось переманить их к себе? Сколько денег он им предложил? И что пообещал? Но главным вопросом оставалось то, как они восприняли новость о том, что руководить ими будет женщина, да еще такая молодая?

Они работали вместе неполных две недели, поэтому Аньезе не могла сказать наверняка, но все же ей казалось, что новые сотрудники отнеслись к этому совершенно спокойно, чего точно нельзя было сказать о Гаэтано, парне, которого поставили руководить цехом наполнителей. Тот был настоящим болтуном и грубияном, и его замашки действовали Аньезе на нервы.

Однажды, как рассказал ей Марио, Гаэтано начал отпускать шуточки в ее адрес, что, раз она единственная женщина на фабрике, значит, точно «водится с кем-то» из руководства, может быть, даже с самим Колеллой, иначе с какой стати ее вообще взяли на работу?

Вито чуть было не разбил ему нос, а Дарио пригрозил, что наваляет ему по первое число, если тот еще хоть раз позволит себе заговорить об Аньезе в таком тоне. К счастью, Марио вовремя вмешался и всех успокоил, не допустив драки.

Аньезе задумалась, рассказал ли он об этом Терезе? Как бы она отреагировала на подобные намеки? Наверняка пошла бы прямиком к Гаэтано и высказала бы ему все, что думает. На самом деле именно так и следовало поступить. Но она была не Тереза – у нее не хватило бы духу.

Аньезе поднялась из-за стола и вышла из кабинета, толкая перед собой двухъярусную тележку, полную больших бутылок из темного стекла. Подойдя к Гаэтано, она услышала, как тот с увлечением сплетничает о Колелле на радость небольшой группе рабочих, среди которых был и Марио. Все выглядели расслабленными, поскольку Колеллы в тот день не было на фабрике.

– Франческо самый хитрый из всех, – говорил Гаэтано, вероятно, имея в виду братьев Колеллы. – И самый подлый, – добавил он с усмешкой. – Увел у старшего брата невесту буквально накануне свадьбы.

– Ничего себе… – присвистнул один из молодых рабочих.

– Вот это наглость, а? Увести жену у собственного брата, – вмешался другой.

Аньезе остановила тележку.

– Все готово, – сказала она, обращаясь к Гаэтано.

Тот, не удостоив ее даже взгляда, спросил, правильно ли она рассчитала объем: хватит ли этого на всю партию? Точно?

Аньезе ничего не ответила, молча развернулась и ушла.

Марио удивленно поднял бровь и, оторвавшись от группы рабочих, пошел следом за ней.

– Эй, Аньезе, – сказал он, поравнявшись с ней.

– Привет, Марио, – пробормотала она.

– Слушай, что происходит? Ты в последнее время сама не своя…

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, не знаю… ты выглядишь грустной.

Аньезе глубоко вздохнула.

– Я не грустная. Ну ладно, может, я и правда немного грущу, но дело не в этом. Просто слишком много мыслей в голове, вот и все.

Марио поджал губы.

– Эх… Не хочешь поделиться?

– Нет, пока не могу, – ответила она и, привстав на цыпочки, поцеловала его в морщинистую щеку, пропахшую сигаретным дымом. – Но спасибо.

Едва она успела войти в лабораторию, как к ней подошел Маттео.

– Ты была права! Активное вещество отлично себя показало! – сказал он, вручая ей листок с результатами эксперимента.

Аньезе улыбнулась.

– Ну слава Богу. Я на это надеялась, но не была уверена до конца.

Она снова села на свое рабочее место и открыла тетрадь в черной обложке с красными краями. Ее новая идея касалась разработки шампуня, но не обычного – она хотела создать шампунь для таких волос, как у нее: вьющихся и непослушных. Шампунь для кудряшек!

Она вспомнила, как в детстве Сальватора раз в неделю наносила ей на волосы маску из оливкового масла и оставляла на ночь. Утром, после промывания, волосы становились мягкими и легко расчесывались, но эффект держался всего несколько часов: вскоре они снова путались и топорщились в разные стороны. Воспоминания об этой маске натолкнули Аньезе на мысль о создании шампуня для ежедневного использования. И вот он – первый результат! Она принялась переписывать в тетрадь данные, которые дал ей Маттео, и вдруг вспомнила, что через несколько дней вернется Джорджо.

Аньезе выронила ручку и уставилась на сине-зеленую стену лаборатории. С одной стороны, мысль о том, что совсем скоро она снова увидит его голубые глаза, обнимет и поцелует его, приводила ее в приятное волнение. С другой, ее охватывало беспокойство.

Аньезе заерзала на стуле, как будто пытаясь избавиться от чувства, что ее загнали в угол. Совсем скоро ей предстояло дать ответ.

«Но какой?» – в очередной раз задумалась она.

Она хотела выйти за него замуж и уехать с ним, но в то же время хотела остаться здесь, на мыловарне. И эти желания были одинаково сильны.

«Это тупик. Мне из него не выбраться», – подумала она в отчаянии и, тяжело вздохнув, уронила голову на руки.

* * *

Дядя Доменико стоял в гостиной дома Гуарини с поднятым бокалом в руке.

– За Дориану и Лоренцо! – воскликнул он.

– За Дориану и Лоренцо! – хором повторили все присутствующие.

Лоренцо и Дориана обнялись.

Затем Дориана подошла к отцу и обняла его за шею.

– Ты счастлива, моя девочка? – спросил он, целуя дочь в висок.

– Как никогда, – ответила она.

Услышав эти слова, Лоренцо улыбнулся и сел на бархатный диван рядом со своей будущей тещей, которая маленькими глотками потягивала шампанское из бокала.

Накануне Рождества он сделал предложение руки и сердца по всем правилам, предписанным высоким положением Дорианы. Она сама проинструктировала его, какой надеть костюм, как предстать перед отцом и даже какие именно слова следует произнести, чтобы попросить руки его единственной дочери. Лоренцо находил весь этот спектакль помпезным и устаревшим, даже нелепым, но держал свое мнение при себе.

Разговор между двумя мужчинами проходил строго наедине за закрытой дверью кабинета Гуарини. Как и предполагал Лоренцо (о чем заранее предупредила его Дориана), будущий тесть устроил ему настоящий допрос:

«Ты сможешь заботиться о ней?

Готов поставить ее превыше всего, даже превыше самого себя?

Ты понимаешь, что никогда и ни при каких обстоятельствах не должен ее огорчить? Иначе будешь иметь