Кризис чужого возраста - Маша Трауб

– Может, в интернете посмотрела. Я тоже иногда смотрю рецепты, как помидоры закатать или огурцы. Правда, все равно получается какая-то гадость, – пожала плечами соседка.

Тома выкурила еще одну сигарету. Слишком много на ночь. Но она будто боялась возвращаться в квартиру. Предчувствия ее снова обманули. Мама открыла дверь, посетовала, что Тома замерзла, и сообщила, что идет спать.

– Ты хочешь омлет или греночки на утро? – спросила мама.

– Гренки, – ответила Тома. Она всегда любила мамины гренки, и никто не делал хотя бы отдаленно похожие. Даже она, сколько ни пыталась. В яйце, но не размазню, а поджаристые. Одновременно сладковатые, но с солью. Румяные не только по краям, но и в середине. У Томы всегда получался клеклый непрожаренный мякиш и подгоревшая корочка.

– Спокойной ночи, детка, спи спокойно, – мама поцеловала ее на ночь, как делала в детстве. Тома тут же провалилась в глубокий сон.

Она проснулась от криков. Поначалу не поняла, где находится. Схватила телефон – шесть двадцать утра. Мама кричала откуда-то из кухни. На пороге стояли тетя Вера и полицейский.

– Томочка, маме стало плохо, – сообщила тетя Вера.

– Что случилось? – не понимала Тома. Она пыталась проснуться, но никак не могла очнуться от морока.

– Предъявите документы! – потребовал полицейский.

– Да, конечно, – ахнула Тома и побежала в комнату за сумкой. Трясущимися руками достала паспорт. – Там есть прописка, – сказала она. Голос тоже дрожал. – И в столе мое свидетельство о рождении. В правом ящике. Мама его там всегда хранила.

Полицейский проверял документы. Тома смотрела на тетю Веру. Из комнаты доносился крик мамы:

– Помогите! Полиция! Убивают! Кто-нибудь!

– Катя решила, что в ее дом пробралась мошенница, и вызвала полицию. Она тебя не узнала, – объяснила тетя Вера.

– Я ее дочь, – сказала Тома полицейскому. Тот кивнул.

– Да, это Тома, дочь Кати, я ее знаю с рождения, – подтвердила тетя Вера.

Полицейский снова кивнул.

– Вызвать психиатрическую помощь? – спросил он.

– Что? Нет, не надо. Мама была совершенно нормальной вечером, – отмахнулась Тома, – я сегодня должна отвезти ее в пансионат. Уже договорилась. Могу показаться вам договор.

– Это хорошо. Тогда не буду выписывать штраф за ложный вызов. – Полицейский вернул Томе паспорт. В этот момент под окном закричала сирена пожарной машины.

– Она что, пожарных вызвала? – ахнула Тома.

– Наверное, – пожала плечами тетя Вера. – Ты не забрала у нее телефон на ночь?

– Нет, конечно! А что, было нужно? – не поняла Тома.

– Конечно. Катя иногда просыпается очень рано и не понимает, где находится. Начинает звонить в полицию, пожарным. Несколько дней назад вызвала МЧС, сообщив, что заперлась в доме и не может открыть дверь.

– За ложный вызов заплатить все-таки придется, – заметил полицейский. – Отвезите маму в пансионат. Вы же понимаете, что мы обязаны реагировать. У нас мало возможностей и сотрудников.

– Подождите, я сейчас, – ахнула тетя Вера и убежала в свою квартиру. Вернулась с бутербродами и термосом с кофе. – Вот, поешьте, вы уже сколько не спите?

– Не помню, – признался полицейский. – Спасибо. Вашей маме повезло с соседкой, – сообщил он Томе. Та кивнула.

– С ней такое бывает, я говорила, – прошептала тетя Вера Томе. – Лучше сейчас вызвать скорую и сделать укол. Тогда она поспит, и станет полегче.

– Все было хорошо, я не понимаю почему, – твердила Тома.

Соседка покачала головой. Потом приезжала скорая помощь, маме сделали укол, она уснула и проснулась только под вечер.

– Что случилось? Томочка, ты как здесь? Когда приехала? – мама ничего не помнила.

– Все хорошо, поспи еще. Пить хочешь?

– Да, спасибо. Ты ела? Сейчас я встану, что-нибудь приготовлю. – Мама попыталась встать, но сил на это не нашлось. – Ты такая уставшая, плохо выглядишь, синяки под глазами. Что-то случилось? У тебя неприятности?

– Нет, все в порядке, не волнуйся. Постарайся еще поспать.

Мама уснула. Тома вышла на кухню. Там суетилась тетя Вера.

– Когда проснется, напои ее отваром. Успокоительный – мелисса, чабрец. Вот, сядь поешь, в холодильнике бульон и обед. Дай маме бульон, от котлеты она все равно откажется. Хлеб завтра утром принесу.

– Спасибо вам огромное, – сказала Тома.

– Не за что, детка, совершенно не за что. У меня отец точно так же уходил. Мама совсем с ним измучилась. Все на моих глазах было. Если можешь, отвези маму в санаторий, где о ней побеспокоятся и позаботятся.

– Разве это правильно? Разве не я должна заботиться? – Тома, наконец, смогла задать вопрос, который ее мучил все это время и который она не решалась задать даже самой себе.

– Нет, детка, не должна. Кате уже все равно, кто ее покормит и помоет. Поверь. Пусть уйдет в заботе.

– Я нашла пансионат. Но не знаю, как маме об этом сообщить. Она не согласится, – призналась Тома.

– Скажи как есть. – она едет в пансионат. И все. Там сможет принимать лечебные ванны и гулять. У нее будет своя комната со всеми удобствами – плюс заботливый персонал. Хорошее питание. Кате это понравится. Она давно мечтала куда-нибудь уехать, – ответила тетя Вера.

– Ваш отец тоже был в таком пансионате?

– Нет, дорогая, нам не хватило на это денег. Маме пришлось заботиться об отце до самого конца. И после этого она умерла. Через месяц после смерти папы. Все говорили, что это символично, столько лет вместе, такая любовь, настоящая. Только я видела, как мама измучена и больше не хочет жить. Как ей было тяжело тянуть папу два бесконечных года. Он и маму не узнавал, и меня тоже. Запирался в комнате, считал нас врагами, чужими. Если бы у меня были деньги и я могла вернуться в прошлое, отправила бы отца в пансионат. Избавила маму от такого испытания. Она не жила. Превратилась в жалкое подобие себя. Она больше не любила отца, не могла его любить. Он стал чудовищем. Капризным, отвратительным ребенком, который все делал назло. Мог измазать фекалиями стены спальни, специально испражнялся в кровать, размазывал еду по стенам. Он кричал, ругался матом, мог замахнуться и ударить маму. Это был другой человек, не мой отец. Отвратительное существо, в которого его превратила болезнь. Или он всегда таким был, только сдерживался, я не знаю. Катя, мне кажется, тоже была другой. Может быть, действительно рисовала, была творческой натурой, но что-то – брак или переезд – лишило ее счастья. Она перестала быть самой собой. Стала обычной, такой, как все. И только в болезни вернулась к своей сути. Можно я заберу эту лейку? Это что-то невероятное – придумать светильник из старой лейки. Ромашку, кстати, я ей принесла, она очень просила. Катя была творческой, тонкой, трепетной. Ей