Завтра, завтра - Франческа Джанноне
– Он был хорошим человеком, я всегда это знала, – сказала она.
Глаза Аньезе снова наполнились слезами.
– Не хочешь выйти на улицу? Это пойдет тебе на пользу, – шепнула Тереза.
Аньезе кивнула, вытирая нос ладонью.
– Мама, я выйду на минутку, ладно? – сказала она.
Но Сальватора даже не ответила. Замкнувшись в своем горе, она продолжала смотреть на мужа.
Девушки направились к двери по коридору, заполненному людьми. При виде Аньезе все бросались выражать ей соболезнования, пожимали руку или едва заметно касались ее плеча.
Когда они вышли на улицу и сели на ступеньку, Аньезе закрыла глаза и глубоко вдохнула – только сейчас она поняла, каким тяжелым стал воздух в доме.
– А где твой брат? Я хотела выразить ему соболезнования, но не увидела его, – спросила Тереза.
– Он пока не приехал. Не знаю почему… Я со вчерашнего дня его жду, – ответила Аньезе, тяжело вздохнув.
Тереза удивилась и открыла было рот, чтобы что-то сказать, но передумала.
В этот момент в ворота вошли Анджела и ее мать. Марилена выглядела удрученной и крепко держалась за руку дочери. Подойдя к Аньезе, она взяла ее за руки и тихо сказала:
– Я знаю, как тебе нелегко, девочка моя.
Слегка прихрамывая, она зашла в дом.
Анджела проводила ее взглядом и вздохнула.
– Мне ужасно жаль, – сказала она, обращаясь к Аньезе.
– Спасибо, – ответила та.
Тереза поднялась.
– Пойду посмотрю, не нужно ли чем-то помочь, – пробормотала она. Очевидно, она хотела оставить их наедине.
Анджела села на освободившееся место, и в наступившей тишине Аньезе украдкой посмотрела на нее.
«Анджела теперь совсем другая», – подумала она. Ее веки были густо подведены аккуратными стрелками, но особенно Аньезе поразило что-то новое в самом ее взгляде: в нем не было прежнего высокомерия.
– Есть какие-то новости от Лоренцо? Вчера дядя с тетей сказали, что он поедет на своей машине, но прошло так много времени, а его все нет… – сказала Аньезе.
Анджела покачала головой.
– Лоренцо? Какого еще Лоренцо? – ответила она с горькой улыбкой. – Если ты имеешь в виду того Лоренцо, которого мы знали, то его больше нет.
Аньезе опустила глаза. Она не хотела говорить этого вслух и никогда не стала бы плохо отзываться о брате, особенно перед Анджелой, но прекрасно понимала, что та имеет в виду.
Аньезе подняла голову и неожиданно обняла Анджелу.
Удивленная и немного смущенная столь внезапным проявлением нежности со стороны Аньезе, Анджела сперва неловко ответила на объятие, но затем крепко прижала Аньезе к себе и уткнулась лицом в ее растрепанные волосы.
Священник со служками прибыл ровно в три часа. Сальватора, опираясь на руку дяди Доменико, поднялась на ноги. Все собравшиеся перекрестились и в тишине выслушали слова священника, который благословлял тело усопшего.
Когда обряд завершился, сотрудники похоронного бюро начали готовиться к перевозке гроба в церковь. Марио и Луиджи тут же вызвались помочь и подняли гроб с передней стороны, а двое других мужчин подхватили его сзади. Процессия медленно направилась к выходу. Аньезе, Сальватора и дядя с тетей шли позади гроба, а за ними все остальные.
Когда гроб пересек порог и Джузеппе навсегда покинул свой дом, тишину разорвал отчаянный крик Сальваторы. Она рухнула на колени и залилась горькими, безутешными слезами.
* * *
Пока в Аралье колокола церкви Сан-Франческо звонили по усопшему, Лоренцо почти добрался до Санта-Мария-ди-Леука. Он ехал без цели целый день, гнал, как сумасшедший, пока не выехал на прибрежное шоссе и не доехал до края земли – мыса, где Ионическое и Адриатическое моря встречались друг с другом.
Он вышел из машины в казавшемся безлюдным городе и направился к пляжу, борясь с сильным ветром, который словно пытался преградить ему путь. Лоренцо дошел до кромки воды и уселся на прохладный песок, подтянув колени к груди. В этот момент его ноги окатило набежавшей волной. Он снял ботинки и носки. Сердце бешено колотилось – после быстрой езды в крови пульсировал адреналин.
Он смотрел на бушующее, взволнованное море, которое так точно отражало его душевное состояние.
«Это произошло из-за меня», – думал он, закрывая лицо руками. Эта мысль не покидала его с того самого мига, как он проснулся и увидел дядю Доменико, сидящего на краю кровати, который сказал:
«Твой отец ушел сегодня ночью… Сочувствую…»
Лоренцо сел в машину, собираясь поехать в Аралье, но на полпути развернулся и помчался обратно. У него не хватило бы смелости посмотреть матери в глаза и признаться: «Это я убил любовь всей твоей жизни. Это мои слова пронзили его сердце. Это моя вина. Только моя…» Он был в этом уверен.
Лоренцо подумал об Аньезе и почувствовал вину за то, что оставил ее в такой тяжелый момент.
«Почему, почему я его не выслушал? Как я мог сказать, что у меня больше нет отца? Зачем? Почему я так поступил?» Он снова и снова мучился этими вопросами, стискивая кулаки и стуча себе по лбу.
Когда очередная, особенно высокая волна разбилась о песок и окатила его брызгами с головой, Лоренцо до боли прикусил кулак. Слезы покатились по его щекам, а затем перешли в такой отчаянный и безутешный плач, что у него перехватило дыхание. Он без сил упал на мокрый песок, и морская вода смешалась с его слезами.
* * *
Мартовским субботним утром в Аралье пришла хорошая погода: после нескольких недель затяжных дождей и ветра, мешавших работе портовых служб и рыбаков, над городом наконец засияло солнце. Аньезе и Сальватора шли под руку по улице ремесленников. Мать, одетая в траурное платье, брела с опущенной головой, лишь изредка поднимая ее, чтобы поздороваться со знакомыми. Они направлялись в мастерскую, где их уже ждал Луиджи, однако, проходя мимо площади Святого Франциска, Сальватора решила остановиться у газетного киоска. Там она попросила у продавца свежий номер Famiglia Cristiana и журнал с кроссвордами.
Аньезе с нежностью посмотрела на мать. Видеть этот журнал дома для Сальваторы было своего рода утешением – так ей казалось, что муж все еще рядом, даже если кроссворды никто не разгадывал. Пока Сальватора протягивала продавцу восемьдесят лир, взгляд Аньезе упал на первую полосу газеты l'Unità – той самой, что всегда покупал Джорджо. Заголовок сообщал о попытке христиано-демократов прийти к соглашению и о совещании, на котором присутствовали Сеньи, Моро и другие политики, о которых Аньезе прежде никогда не слышала.
– Что это ты смотришь? – недовольно воскликнула Сальватора. – Не забивай голову этой коммунистической чепухой.
– Но мама, среди моих знакомых много коммунистов, – возразила Аньезе. – Многие рабочие на фабрике – коммунисты. А еще Тереза, Марио и… – Она уже собиралась добавить: «И Джорджо, красивый и романтичный парень, который тебе так понравился», но запнулась и предпочла промолчать. Она не хотела, чтобы мать с предубеждением отнеслась к Джорджо и еще меньше – чтобы та беспокоилась, что ее дочь влюбилась в коммуниста.
Сальватора молча покачала головой и снова взяла дочь под руку. Они свернули в переулок и тут же столкнулись с Кончеттой, которая стояла в дверях магазина и, скрестив руки на груди, наблюдала за субботней суетой.
– Какая сегодня прекрасная погода, а, Сальватора! – сказала она, едва увидев их.
– Да уж… Нам этого не хватало, – грустно ответила та.
Аньезе бросила на Кончетту недовольный взгляд: она вовсе не забыла ее едкие замечания. Как она тогда сказала? «Низкорослая, плоская, недоженщина»? Ей так и хотелось ответить: «Знаешь, а вот красивый моряк думает совсем иначе», но она ограничилась лишь натянутой улыбкой.
Вскоре мать и дочь дошли до мастерской. Когда они пересекали портовый причал, Аньезе остановилась: ей показалось, что в порт зашло судно, на котором плавал Джорджо. С замершим сердцем она подошла поближе, чтобы убедиться, но ее ожидания не оправдались – судно было просто очень похоже, и только.
Дойдя до мастерской, Сальватора остановилась у входа и на мгновение задержала взгляд на двери, словно собираясь с мыслями.
– Мама, что такое?
Мать поджала губы.
– Последний раз я была здесь с твоим отцом. Дверь была заперта, и мы не смогли войти…
Аньезе ласково погладила ее по спине.
– Значит, зайдем сейчас. Как будто папа здесь,