Завтра, завтра - Франческа Джанноне

В этот момент из мастерской вышел Луиджи. Он раскинул руки, положил их на плечи Сальваторы и расцеловал ее в обе щеки. Потом поздоровался с Аньезе, слегка потрепав ее по щеке.

– Пойдемте, – сказал он.

Они последовали внутрь. Аньезе огляделась, думая о том, что здесь ее отец провел последний год жизни. Она попыталась представить, как он работал в этих стенах, отдаваясь мечтам о лодке, и ее охватило чувство облегчения и благодарности: это место, хоть и ненадолго, сделало ее отца счастливым.

– Вот она, – объявил Луиджи, указывая на большую лодку, накрытую брезентом. – Готовы? – спросил он и одним движением сдернул брезент.

Сальватора охнула и приложила руку к груди.

Аньезе в изумлении подошла ближе и коснулась черно-красного, отполированного до блеска корпуса. Она восхитилась белыми кожаными сиденьями, элегантностью линий, величием формы и точностью каждой детали…

– Она прекрасна… – прошептала Аньезе, и внутри у нее что-то дрогнуло. Если бы лодку увидел Джорджо, она ему непременно понравилась бы.

– Это еще не все, – продолжил мужчина. Он поднялся на лодку, снял длинное кожаное сиденье и спустился по деревянным ступенькам в каюту. Аньезе и Сальватора наклонились и увидели две койки и маленький камбуз.

– «Феникс»… – прочитала Аньезе. – Так назвал ее папа? – тихо спросила она.

По лицу Луиджи пробежала тень.

– Да, – ответил он, поднимаясь. – Он сам нанес надпись. Говорил, что это значит «возрождение».

Глаза Сальваторы наполнились слезами. Она подошла к лодке и медленно обвела пальцем каждую букву.

– Мой Джузеппе… – повторяла она.

Немного помолчав, Луиджи добавил:

– Я записал «Феникс» на миланскую выставку, которая пройдет в апреле. Это было мечтой Джузеппе. И я, – голос его дрогнул, – осуществлю ее ради него.

Аньезе благодарно посмотрела на него.

– Спасибо, Луиджи. Спасибо за все, что ты делаешь для папы.

Мужчина махнул рукой, словно говоря: «Не стоит благодарности, я делаю это от всего сердца».

– Мы повезем ее в Милан дней через десять, – продолжил он. – А пока еще есть время, Лоренцо может тоже зайти посмотреть на нее, если хочет.

Сальватора тяжело вздохнула.

– Давай не будем о нем, – ответила она дрожащим голосом. – Он не удосужился даже появиться на похоронах собственного отца. Неужели ты думаешь, что его может заинтересовать какая-то лодка?

Аньезе нахмурилась и снова перевела взгляд на «Феникс». То, что брат не приехал на похороны, стало для нее сокрушительным ударом, выбило опору из-под ног. Без него она чувствовала себя ужасно одинокой, несмотря на множество людей, собравшихся проститься с Джузеппе.

«Должно же этому быть какое-то объяснение. Лоренцо все еще сердится, это правда, но он не мог так с нами поступить», – думала она, пока священник служил мессу. Ее взгляд снова и снова блуждал по лицам в толпе в тщетной надежде увидеть брата. Ожидания оказались напрасными.

Лоренцо не только не появился на похоронах, но и не давал о себе знать все последующие дни и недели, что делало его отсутствие все более ощутимым.

«Это нелепо», – размышляла Аньезе. Брат вел себя так, будто у него никогда и не было семьи. С тяжелым сердцем она вспомнила слова Анджелы: «Того Лоренцо, что мы знали, больше нет».

Неужели это правда? Аньезе никак не могла в это поверить.

* * *

– Дядя, а это куда отнести? В главный зал? – спросил Лоренцо, держа в руках картину в тяжелой раме.

– Да, я уже говорил, – резко ответил тот, не поднимая головы.

– Слушаюсь, – вздохнул Лоренцо и понес картину в зал.

Со дня похорон дядя Доменико вел себя отстраненно. Когда они вернулись из Аралье и обнаружили племянника дома, дядя обрушился на него с упреками. Он сурово отчитал его за то, что тот не явился на похороны, а стоявшая рядом с ним тетя Луиза только кивала. «Так не поступают, Лоренцо. Это непростительно, – разорялся Доменико. – Как бы там ни было, он твой отец. А твоя бедная мать нуждалась в поддержке детей. Ты проявил неуважение к моей сестре! Не забывай об этом, потому что я уж точно не забуду!»

Лоренцо молчал, опустив голову, ошеломленный обрушившимся на него гневом дяди. В конце концов, Доменико заставил его пообещать, что на следующий же день он поедет в Аралье.

Лоренцо и правда пытался доехать до Аралье, но всякий раз возвращался, так и не доехав до дома. Ему было настолько стыдно, что он не мог представить, как появится перед матерью, словно ничего не случилось. Он пытался позвонить ей, но стоило ему набрать первые цифры, как его охватывала тревога и он тут же вешал трубку. Так проходили дни, а за днями недели.

«Вот почему дядя на меня злится», – думал он. Но как он мог объяснить, почему не поехал домой? Какой смелостью надо обладать, чтобы рассказать о последних словах, которые он сказал отцу, и признаться, что это из-за него у того случился инфаркт?

«Нет, я не смогу. Никогда не смогу», – сказал он себе. Оставалось продержаться совсем немного. К счастью, день свадьбы приближался, а после него он навсегда уедет из этого дома.

Тут в галерею вошли Дориана с матерью.

– О, какой сюрприз! – воскликнул Лоренцо.

Дядя встал и с улыбкой обошел стол, чтобы поприветствовать женщин.

Дориана подошла к Лоренцо и чмокнула его в щеку.

– Мы уже несколько часов бегаем по магазинам в поисках бонбоньерок, но так ничего и не нашли. Зато, по крайней мере, уладили дело с цветами для церкви. Ну и раз уж мы были неподалеку, то решили пообедать с вами. Самое время обеда.

– Правильно. Я возьму пальто, – сказал Лоренцо и неуверенно добавил: – Дядя, ты с нами?

Доменико поблагодарил за приглашение, но ответил, что, к сожалению, у него слишком много работы, и тут же бросил взгляд на женщин, чтобы убедиться, что их не задел его отказ.

Пока Лоренцо надевал пальто, синьора Гуарини воскликнула:

– Ах, вы никогда не догадаетесь, что мы видели в ателье на улице Маттеотти! Фотографию той самой модели, как там ее зовут… – продолжила она, пренебрежительно махнув рукой. – Блондинки, что была на выставке у Санторо.

Лоренцо почувствовал, как его сердце забилось быстрее.

– Анджела Перроне, – пробормотал он. Краем глаза он заметил, что Дориана внимательно за ним наблюдает.

– Точно. Ну так вот, ее фотография висит прямо в витрине ателье. Уж не знаю, как можно было из музы такого талантливого художника, как Никола Санторо, опуститься до того, чтобы сниматься для рекламы?

Воцарилась короткая, но напряженная пауза.

«Значит, она все еще в Лечче, – подумал Лоренцо. – И, похоже, всерьез занялась модельной карьерой».

Он почувствовал укол ревности.

– Мама, да что тебе за дело до какой-то жалкой модели? – вмешалась Дориана. – Мне кажется, не стоит это даже обсуждать.

Она одарила Лоренцо одной из своих осторожных улыбок.

– Если дамы готовы, мы можем идти, – невозмутимо сказал он, открывая дверь и пропуская их вперед.

Однако слова, высокомерно брошенные Дорианой, – «жалкая модель» – задели его куда больше, чем он был готов признать.

* * *

Когда Джорджо подошел к дому Аньезе, первое, что он увидел, – это объявление в черной траурной рамке.

«Что это значит…?» – он ускорил шаг, и сердце его бешено забилось.

«ДЖУЗЕППЕ РИЦЦО», прочитал он, и чуть ниже: «ТРАГИЧЕСКИ УШЕЛ ИЗ ЖИЗНИ В ВОЗРАСТЕ 42 ЛЕТ, ОСТАВИВ СВОИХ БЛИЗКИХ. АРАЛЬЕ, 29 ФЕВРАЛЯ 1960 ГОДА».

«Нет, только не это…» – подумал он и провел рукой по лицу.

Он вошел в ворота, которые, как всегда, были распахнуты, и постучал в дверь.

Ему открыла озадаченная Сальватора.

– Добрый день, синьора Риццо. Я Джорджо, друг Аньезе, – представился он.

– Джорджо… Ну наконец-то, хоть узнала, как тебя зовут, – ответила она. – Ты тот самый молодой человек, что приходил с проигрывателем. Помню-помню.

– Я… я только что узнал… – пробормотал он. – Мне очень жаль. Примите мои соболезнования.

– Спасибо, – тихо ответила она. – Заходи. Аньезе наверху, в своей комнате.

Она проводила его по коридору в гостиную и попросила подождать.

Оставшись один, Джорджо сел на край охрового дивана и упер локти в колени, сцепив пальцы в замок.

В воздухе витал густой запах мясного соуса,