Ступени к чуду - Борис Семенович Сандлер

— Тебе? — искренне удивился я. Честно сказать, я и представить не мог, что у Алика бывают проблемы. — Ты же такой компанейский человек, душа общества, любимец девушек…

— Еще про гитару скажи! — перебил Алик. — Компании распадаются, девушки с годами начинают любить других, помоложе и поталантливей. А кто я в перспективе? Стодвадцатирублевый инженеришка в каком-нибудь проектном бюро. И буду я толкать никому не нужные бумажки или писать диссертацию своему начальнику. А там и жениться пора: дети, сапоги жене, семьдесят рублей на сберкнижке… словом, земной рай. Бытие определяет сознание.

— Ты не прав, — заступился я за бытие. — Неужели Москва пройдет для нас зря? Неужели ни к чему были все эти годы, эти картины в музеях, фильмы и книги, о которых мы спорили?.. Нет, ведь что-то должно остаться. Достояние духа, духовный заряд, если хочешь, который не позволит опуститься, погрязнуть в суете. Сказано ведь: не хлебом единым…

— Идеалист ты, Фимка! Впрочем, вам, инженерам человеческих душ, наверно, такими быть и положено.

— Какими?

— Лопухами, вот какими! А я лопухом быть не желаю. И чайником тоже. И еще подумаю, ехать ли после защиты в какой-нибудь Тьфуславль или жениться на симпатичной москвичке. А что, Фимка, выход! И все театры и музеи при мне останутся.

— Чудак! Я думал, ты серьезно, а ты дурака валяешь.

— Почему? Я, может быть, впервые серьезен. Посмотри-ка туда… — и он мотнул головой в сторону автомата с газировкой. — Видишь ту фею в цветном купальнике?

— Вижу. И что?

— Нравится?

— Ничего…

— Ответ будущего светила еврейской словесности!.. Все! Иду на дело!

Он расчесал пятерней свои мокрые патлы и двинулся к автомату. Девушка и вправду была ничего, но рядом с ней высилась мама, громоздкая особа с белой верблюжьей шляпой, которой она в изнеможении обмахивалась. Я еще подумал, что женщина с такой осанкой должна занимать пятикомнатные апартаменты и каком-нибудь роскошном отеле на Ривьере, а не в нашем скромном Приморске. Муж ее небось из начальства, ездит на персональной «Волге», командует на работе сотнями людей, а дома — ходит под каблуком у супруги. Глава семейства, конечно, она. Хорошо бы такую даму вставить в повесть о молодых влюбленных…

Я до того увлекся игрой собственного воображения, что совсем забыл про Алика и заметил его только тогда, когда он плюхнулся на прежнее место и стал загребать под себя песок, устраивая изголовье.

— Ну что?

— Сорвалось! — беззаботно ответил он.

— Небось мамаша отшила?

— Какая еще мамаша?

— Ну, та, вроде мадам Грицацуевой, что стояла с ней рядом.

— Да нет, никакой мадам там не было. И вообще, при чем тут мамаша? Сама, видите ли, на улице не знакомится. Острячка!

Мог ли я знать, что вечером того же дня случится то, что случилось? Сгорел на солнце как раз не я, а Алик. К вечеру его залихорадило, спина пошла волдырями, и сердобольная тетя Маруся решила полечить его местным способом — смазать обгоревшие места кефиром. Кефира в доме не оказалось, и я отправился в магазин.

Порядком настоявшись в очереди, я двинулся наконец к выходу из гастронома и в дверях столкнулся с какой-то девушкой. Я начал уступать дорогу ей, она мне, а между тем народу прибывало, сзади зашумели. Словом, нас притиснуло друг к дружке и выбросило на улицу, как пробки.

— Извините, — сказал я.

— Ничего. Вы всегда такой тютя?

Тут уж пришлось посмотреть на нее пристальнее. Синяя джинсовая жокейка съехала ей на ухо, а ямочка на щеке была совсем как у моей мамы. Но у мамы она появлялась только с улыбкой, а девушка, похоже, улыбалась непрерывно.

— Что вы меня так разглядываете? Не узнаете?

— Нет.

— А я вас узнаю. Это ваш приятель сегодня обещал мне счастье на всю жизнь за стакан газировки?

Я сообразил: «тютя» — Аликово словечко, и так ухаживать — в его стиле.

До сих пор не пойму, как у меня вырвалось:

— Вот вам мой кефир, только отдайте счастье мне.

Она засмеялась и, как ни странно, ответила:

— Идет.

Вот тут я растерялся по-настоящему. Уже темнело, Алик ждал меня с целебным бальзамом, но ничего… пусть помучается! Как я мог допустить, чтобы к такой девушке первым подошел он?

Мучаясь от нерешительности, я перекладывал бутылку из руки в руку, пока девушка не пришла мне на помощь, открыв свою авоську:

— Сюда кладите. Но нести будете сами.

Опять опередила! Она мне страшно нравилась. Расставаться не хотелось.

И не расстались. Часа через два мы с Лилей все еще сидели на рыбацких мостках. Чуть в стороне длинной темной полосой чернели артельные сети. Сильно пахло рыбой и йодом. С другой стороны кто-то развел костер. До нас доносились невнятные звуки голосов, переборы гитары. Я искоса вглядывался в лицо Лили, в ее глаза, отсвечивавшие желто-красными бликами.

— Нравлюсь? — спросила она, вдруг засмеявшись.

— Смотрю на вашу гриву и вспоминаю слова из древней книги: «С материнской заботливостью господь собственноручно заплел в косы волосы Евы, прежде чем впервые показать ее Адаму».

Лиля невольно провела ладонью по волосам.

— Что, сильно растрепана?

Она училась, как выяснилось, в Томском политехническом институте, перешла на третий курс. В Приморск Лиля приехала из Кишинева, где жили ее родители.

— Одна?

— Нет.

— С мамой?

— С подругой. Однокурсница моя.

Я еще раз мысленно посмеялся над своим беспомощным воображением.

— Я сказала что-то не так? — удивилась Лиля.

— Да нет, все правильно. А ты смелая девушка, поехала учиться в такую даль. И вообще.

— Что вообще?

— И вообще я рад, что мы встретились.

На мгновение мне показалось, что я уже видел ее раньше, днем, но не там, у автомата, а высоко в небе, на самом дне голубого колодца. Теперь этот сон становился реальностью. Ночь подбирала последние искры угасшего костра и забрасывала их целыми горстями высоко в небо. По спокойному морю стелилась прямо к нашим ногам узкая блестящая тропинка, словно указывая самую короткую дорогу от берега к Луне.

— Ох, мне пора, наверное! — сказала Лиля, вдруг очнувшись. — Моя Маринка заждалась, волнуется там.

— Побудь еще немного.

— Идет, — повторила она, как раньше.

— И давай завтра встретимся снова.

— Давай.

— И послезавтра.

— Хорошо.

— И через месяц.

— Через месяц я уже буду в Сибири.

— Все равно. Не важно. Давай не разлучаться.

— Смешной… Это как если бы ты меня на Луну приглашал.

— На Луне нам вчетвером будет тесно.

— А кто ж там еще? Космонавты?

— Каин и Авель.

«Поздравляю вас, маленький Давидик, Лиля и Фима, с Новым годом. Правда, здесь, в Израиле, это не такой праздник, как в Союзе, но