Современная иранская новелла. 60—70 годы - Голамхосейн Саэди
— Если почтеннейший соблаговолит согласиться, — подмигнул нам Реза, — то мы пустим в ход пятерки и все имеете сыграем в покер. А если у хаджи нет такого желания, будем играть впятером.
— Я в покер не играю, вы уж без меня обойдитесь, а я понаблюдаю, — сказал хаджи, вынул из своего узла тюбетейку и надел ее.
Первая плотина отчуждения была прорвана, дела шли на лад. Чтобы хаджи вдруг не передумал, Реза быстро вынул из портфеля колоду карт, запер купе, и игра началась. Со второго кона игра так захватила хаджи, сидевшего рядом со мной, что, не в силах сдержаться, он то и дело вмешивался:
— Подбери каре из тузов! Сбрось две семерки!
На третьем или четвертом коне Реза попросил Хасана:
— Достань-ка, друг, огурчиков, что-то в горле пересохло.
Хасан выложил из сумки несколько огурцов, солонку и ножик. Реза очистил огурец, смачно надкусил его и заметил:
— Огурец без маста — все равно что кятэ[49] без соли.
— У меня как раз есть с собой немного маста, хотите? — предложил хаджи, срезая кожуру с крупного огурца.
— А почему бы и нет? Из ваших святых рук мы и яд приняли бы.
Хаджи вынул из своего мешка целлофановый пакетик с мастом. Реза обмакнул огурец в кислое молоко:
— Ай-вай, какой огурец, какой маст! Жаль, жаль, жаль… К такому масту и к такому огурцу только одного не хватает…
Хаджи понимающе взглянул на Резу, склонил голову и пробормотал себе под нос:
— Да убережет нас аллах от греха…
Мы затаили дыхание.
— Продолжайте вашу игру, ребята! И упаси вас аллах от козней шайтана.
— Почтенный хаджи, — сказал Реза, улыбаясь до ушей. — вы, конечно, нас простите, ведь известно же изречение: «Пей вино, жги амвон, но не терзай людей».
— Раз так, то уж ладно, — кивнул хаджи, — но беда в том, что вы, молодежь, делаете и то, и другое и третье.
Реза, не дослушав до конца эту фетву[50], громко ударил в ладоши и радостно воскликнул:
— Ребята, хаджи разрешил! Да падут все болезни и несчастья нашего хаджи на жалких фарисеев.
И с этими словами он полез в портфель и достал оттуда бутылку. Все сразу позабыли о картах.
— Что ж, господа, — поерзав, сказал хаджи, — пока вы будете заняты своим делом, я немного пройдусь.
— Что вы, — прервал его Реза, — если это вам неприятно, мы сейчас же уберем. — И, схватив бутылку, он попытался запихнуть ее в портфель.
Но хаджи вдруг запротестовал:
— Нет, нет! Не хочу быть вам помехой. Занимайтесь своим делом. А карты вам не нужны?
— Нет, — ответили мы.
— Тогда дайте их мне, чтобы я тоже не скучал. Я хочу погадать.
Я положил друг на друга два чемодана в центре купе, прямо перед хаджи, и тот принялся раскладывать такие мудреные пасьянсы, каких я в жизни своей не видывал.
Рюмки были подняты во здравие хаджи.
— Будьте и вы здоровы, — поблагодарил он нас.
Когда полбутылки было выпито, Реза предложил хаджи одну рюмочку.
— Нет, я не хочу вам мешать, — ответил хаджи, нахмурив брови. — Я этим не увлекаюсь. Пейте сами, а то вам не хватит.
Реза проворно засунул руку в портфель и радостно сообщил:
— Нет, почтеннейший, что вы! У нас еще есть.
Продолжая перекладывать карты с одной на другую, хаджи добавил:
— И к тому же я простужен.
— Так это ж лучшее средство от простуды, — поспешил я его заверить.
— А если мне будет хуже? — улыбнулся хаджи. — Я ведь никогда не пил и боюсь, что мне станет плохо.
— Нет, не беспокойтесь, все будет прекрасно.
И хаджи сначала с отвращением, а потом с таким удовольствием стал опрокидывать рюмку за рюмкой, что дай бог ему здоровья. Ах, какой прекрасный и славный попался нам попутчик!
После третьей рюмки хаджи снял тюбетейку, после пятой — абу, после шестой расстегнул рубашку, а после седьмой мы запели хором:
Ты дал мне водки, теперь дай же рюмку вина!
Дал рюмку вина, так дай и шампур с шашлыком!
И хаджи начал прищелкивать пальцами в такт… До двух часов ночи мы ели, пили и веселились. Хаджи рассказывал нам такие смешные истории и анекдоты, что мы чуть не лопнули со смеху. А в конце концов он так разошелся, что станцевал в нашем маленьком купе танец живота. Одним словом, я не помню в своей жизни другой такой разгульной ночи.
Поезд Мешхед — Тегеран подходит к Шахруду на рассвете. До Шахруда оставался всего один перегон, когда хаджи вдруг спросил:
— У вас больше не найдется выпить?
— Нет, почтеннейший, было пять бутылок, и все пять пусты.
— Ничего, — успокоил он нас. — У меня есть бутылка коньяку. Будете пить?
— Отчего не выпить. Премного вам благодарны.
Когда и эта бутылка была опустошена, хаджи сказал:
— Прекрасная была ночь. Дай бог, чтобы завтра у нас не болела голова!
Вдали показались огни Шахруда.
— Похоже на то, что подъезжаем к вашей станции, — сказал Реза.
— Вижу, вижу, — ответил хаджи, поглаживая рукой бороду.
— Вы, кажется, говорили, что вас будут встречать, — напомнил Реза. — А ведь от вас водочкой попахивает, почтеннейший. Не вышло бы какого конфуза…
— Да, конечно, но, думаю, они ничего не почувствуют, — сказал хаджи, собирая свои вещи.
— Как же это не почувствуют? После четырех месяцев разлуки все будут вас обнимать, целовать…
— Что-нибудь придумаем, — с улыбкой ответил хаджи, продолжая спокойно укладывать свои пожитки.
А мы сидели и гадали, как наш богобоязненный попутчик выйдет из щекотливого положения. Ведь запах водки очень стоек.
Когда поезд прибыл в Шахруд, мы увидели, что человек триста, держа в руках газовые лампы, поджидают хаджи на платформе. Он сошел с поезда, и мы последовали за ним, чтобы посмотреть, как он будет выпутываться из этой ситуации. Может, и нам найдется чему поучиться у хаджи? Как только люди бросились ему навстречу, хаджи натянул абу на голову и, закрыв лицо, забормотал:
— Господа, отойдите! Я не хочу брать греха на душу — у меня грипп. Прошу вас — отойдите. Грипп — болезнь заразная, господа. Очень благодарен вам за встречу.
И толпа, почтительно внимавшая словам хаджи, желая сохранить свое здоровье и не дать возможности святому человеку совершить великий грех, расступилась. Несколько человек, которые доподлинно знали, сколь опасен грипп, опередив группу желавших проводить хаджи к его собственной машине, поспешно усадили богомольца в такси.
Через четверть часа над пустой полутемной станцией просвистел
