Ступени к чуду - Борис Семенович Сандлер

Колючки потрескивают, искры восходят ввысь, словно упавшие звезды возвращаются на свои места.

— Дедушка, а где же они?

— Кто?

— Сыны Неба.

— Кто их знает, внучек? Может, со временем это станет ведомо тебе или твоим внукам. Я знаю лишь, что чудесное дитя — это ты… Но пойдем в шалаш, нора спать.

Голова старого Месошелаха была набита разными сказками и преданиями, как спелый гранат — сочными зернышками. От деда услышал Ноях и страшную историю о двух братьях, живших за девять поколений до него. В ту ночь он уже не спал — лежал, затаившись в шалаше, и вслушивался в темноту: не прозвучат ли в поле тяжелые шаги проклятого Каина? Но дед успокаивал его: спи, Каин давно на луне.

И тут же рассказывал про луну.

— Давно это было. Земля еще не слышала голоса человеческого, все твари жили в согласии, и мир не ведал о грехе. Тогда солнце и луна вместе царствовали на небе. И луна возроптала: «Господи, разве подобает двум царям один венец носить?» — «Иди, — ответил всевышний, — и сама умали себя». — «За то ли, господи, что правдивое слово я молвила, ты умалить себя велишь мне?» — «А ты как думала? Нелегко достается правда. Но я милостив: возьми себе звезды в свиту свою…»

— Прости нам, боже, хоть часть грехов, — вздыхал Месошелах, ворочаясь перед сном, — иначе миру не устоять.

Годам к пятнадцати у Нояха прорезалась бородка. Он чувствовал, что с его телом что-то происходит. Он стал неуклюжим, нескладным, и это вызывало у его старших товарищей смех. К тому же у него ломался голос, и в жарких спорах он нет-нет да и пускал петуха. Его все больше манило одиночество.

По утрам он ходил на реку. Прохладная чистая вода смывала с него сладкие, уже не мальчишеские сны, которые не давали ему по ночам покоя. Потом он лежал на влажном песке, закрыв глаза и разбросав руки, и снова погружался в палящий угар своих видений.

Как-то утром, придя на реку, он приметил издалека трех девушек, стиравших белье. Стоя в воде чуть повыше лодыжек и высоко подобрав подолы платьев, они были похожи на диковинных красивых животных.

Ноях как в землю врос. Одна из девушек выпрямилась, поправила локтем сбившиеся волосы и вдруг оглянулась. Ноях рухнул, словно этот взгляд подрубил его. Он лежал, зарывшись головой в высокую траву и не смея шевельнуться. Лицо у него горело. С реки доносился плеск, обрывки слов и дразнящий, бессмысленный девичий смех. Потом стало тихо. Ноях приподнял голову. Девушки, видимо, покончили со стиркой и собрались уходить. Та, которая оглянулась на него, еще возилась у корзины с бельем.

— Идите, идите! — сказала она подругам. — Я догоню…

Когда они, покачивая на головах тяжелые корзины, скрылись за рощей, она ловко, одним движением сбросила с себя красное платье. Длинные черные волосы рассыпались по ее загорелым плечам. Она тряхнула головой и, рассмеявшись чему-то, с шумом бросилась в воду. Ноях не мог оторвать от нее глаз. Каждая жилочка его тела дрожала. Такого волнения он еще никогда не испытывал. На миг он закрыл глаза: может быть, это тоже сон? Нет, все было наяву. Он снова всмотрелся. Легкая зыбь ходила по поверхности реки и — ничего. Он привстал, подбежал ближе — пусто. Красное платье лежало на том же месте, где она его бросила, возле корзины с бельем. Сердце его сжалось в предчувствия беды. И вдруг он услышал у самого уха:

— Ты от меня прячешься? Я за тобой давно слежу, дурачок.

Она стояла на коленях под молодой ивой, как полудевушка-полурыба, хвост которой терялся в траве. С мокрых черных волос скатывались по ее телу узенькие живые ручейки.

— Иди, иди ко мне, мой Адам, — звала она и манила его. — Иди, не бойся.

— Нет, нет, — бормотал он разом пересохшими губами, но руки его сами тянулись ей навстречу.

— Я дам тебе отведать запретный плод, — шептала она. — Он сладок и сочен…

Звездный дождь почти перестал. Ра подошел к Успокоителю и нажал клавишу. Мягкие серебряные звуки разлились по салону челнока. «Гимл», «верблюд», корабль межзвездной пустыни, уносил его все дальше от астролета.

— Рош, — спросил он однажды, — откуда происходит наше племя? Я знаю, что об этом не принято говорить, но неужели мы всегда были Странниками?

Рош, один из старейших обитателей астролета «Байс», несмотря на свои годы и занятость, тянулся к молодежи. Долгие часы проводил он среди юношей и девушек, прислушиваясь к их горячим спорам, отвечая на терпкие вопросы и тихо радуясь про себя: «Хорошее поколение».

— Твой вопрос, Ра, — спокойно ответил Рош, — запретен лишь потому, что не ясен.

Он закрыл глаза. На его ресницах задрожала тишина.

— Есть легенда, что в мире, где солнце встает на востоке и заходит на западе, в мире, который мы называем Голубой планетой, жило некогда немногочисленное племя пастухов. Они уводили свои стада высоко в горы, где росли сочные травы, но когда ветер с севера приносил первые холодные ночи, это кочующее племя сходило в долину. И так из поколения в поколение они тянули нить своей жизни. Заря будила день, а закат убаюкивал его в колыбели ночи…

Рош помолчал.

— Откуда же дошли до нас эти легенды, если на протяжении тысячелетий мы, как призраки, блуждаем по космосу? Ты знаешь, я долго рылся в исторических хрониках, но мои поиски обычно заканчивались ничем. И все-таки однажды, листая одну древнюю рукопись, принадлежащую к Эпохе Ностальгии, я натолкнулся на упоминание о пришельцах, посетивших Голубую планету. Они, писалось там, подружились с племенем пастухов, а потом и породнились с ним. Их потомки будто бы и положили начало нашим странствиям.

— А зачем же им понадобилась эта миграция в космос? Для какой цели?

— Видимо, они хотели сохранить новый род и не были уверены, что он уцелеет на Голубой с ее бесконечными войнами.

Ра сидел ошеломленный. Ему нелегко было разом охватить то, что рассказал Рош. Всем своим существом он, может быть впервые в жизни, ощущал, как слабы и беспомощны его братья по племени Странников, затерявшиеся в этой огромной таинственной Вселенной.

А ковчег несся дальше по бескрайним водам. В каюте Нояха вдруг отделился от переборки лоскут тьмы: большой ворон с чугунным клювом и круглыми, морковного цвета глазами