Каменные колокола - Владимир Арутюнович Арутюнян

— Странно, — сказал он, — неужели не достаточно и одного часового на две палатки? Кто здесь обитает?

— В одной я.

— Понятно. А в другой?

— Там хранится взрывчатка, ваше превосходительство, — нашелся Тачат.

— А не боязно спать возле взрывчатки?

— Что поделаешь, ваше превосходительство.

— Я хочу взглянуть на эту взрывчатку. Приподними брезент.

Тачату стало не по себе.

— Ваше превосходительство...

— Я хочу взглянуть на взрывчатку, — повторил Япон.

Полог палатки откинули. Съежившаяся в углу Шушан со страхом смотрела на людей. Одежда ее была порвана. При виде Япона в глазах ее блеснула надежда. Япон приказал опустить полог, повернулся к поручику и со зловещим спокойствием сказал ему сквозь зубы:

— Опасную взрывчатку держите, господин поручик. Ваши солдаты, заглянув сюда, способны взорвать собственные позиции.

— Ваше превосходительство, эта девица — шпионка.

— Кто ее обнаружил?

— Мои солдаты.

— Ее одежда порвана. По всему, ее не оставляли одну.

— Никто ее и пальцем не коснулся, ваше превосходительство.

— Ну, в таком случае считай, что препоручил шпионку мне. Палатку впредь будет стеречь мой часовой...

Приезд уездного комиссара внес оживление в военный лагерь, где солдаты были обречены на безделье. Все ждали перемен.

В полдень с позиций были отозваны роты в восточный лагерь. На местах остались лишь особые караульные посты. Более пятисот солдат выстроились в две шеренги на относительно небольшой террасе. Согласно своей привычке, Япон раза два проехался верхом перед шеренгами. Наконец он заговорил твердым, грубым тоном:

— Солдаты, вы вконец облепились. Ваша воинская бдительность притупилась... Запамятовали, какой долг привел вас сюда? В Мартиросе окопался наш заклятый враг. Сегодня мы дадим ему решительный бой. Сегодня вам представится возможность доказать преданность независимости родины, преданность идее, которой молитесь...

Речь держали и несколько офицеров. Наконец был дан приказ накормить солдат. В тот день пехотинцы получили двойной паек.

Атака началась на рассвете, организованно и со всеми предосторожностями. Передвигались цепочками на несколько метров, закреплялись на месте, чтобы винтовочным огнем подстраховывать продвижение следующей цепочки. Мятежники ничем не выдавали своего присутствия. Когда дашнаки вплотную приблизились к передовым позициям противника, был дан приказ о всеобщей атаке. Япон, окруженный телохранителями и ординарцами, издали наблюдал за наступлением пехоты.

— Поручик, как вы думаете, почему партизаны не отстреливаются?

— Они, видать, решили подпустить нас ближе, ваше превосходительство.

— В чем дело? Наши уже проникли на их позиции.

— Ждите рукопашной схватки, господин комиссар.

Ничего не ответив поручику, Япон пришпорил коня.

Остальные последовали за ним. Они доскакали до передовой линии. На позициях противника царила пустота.

— Ваше превосходительство, они в страхе разбежались. Ловко улизнули, мерзавцы, — пробормотал растерянный Тачат.

Япон приблизился к нему:

— Где большевики?

— Ваше превосходительство...

— Молчать! Сдать оружие!

Поручика мигом обезоружили.

— Связать негодяя!..

По приказу Япона всех крестьян деревни Мартирос согнали к церкви. В основном это были женщины, старики и дети.

— Куда делись большевики? — накинулся Япон на какого-то дряхлого старика. Тот вопросительно взглянул на стоявшую возле него девочку лет девяти-десяти. — Я к тебе обращаюсь! — заорал Япон.

Старик снова повернулся к девочке:

— Что он говорит?

— Спрашивает, где большевики! — прокричала девочка ему на ухо.

— Тьфу! — плюнул Япон и обратился к кому-то другому: — Где большевики?

Старый крестьянин пожал плечами:

— Ушли...

— Куда ушли? Когда?

— Побыли тут день не то два. Не так ли? — спросит он рядом стоявшего.

— Да, верно, верно, — поддакнул тот. — Встали мы утром, смотрим, а их уже и след простыл.

Япон с удовольствием забил бы их до смерти, но кого?

— Сволочи! — зарычал он и приказал ординарцу: — Отобрать сто человек, расставить дозорных по всем дорогам. Остальным седлать лошадей, да поживее!

Про себя Япон поклялся, что ноги его больше не будет в этом проклятом селе. В ту же ночь пехота вернулась в Кешкенд. Под стражей доставили туда и Шушан и поручика Тачата со связанными руками.

Ничто не могло так воодушевить Сагата, как успехи батальона.

— Честное слово, — сказал он, — мои ребята храбрецы, это мне доподлинно известно. Но что Овик опытный и умный командир, я мог только догадываться.

Незаметно покинув под покровом ночи Мартирос, через горы в обход, минуя населенные пункты, партизанский батальон вышел на плоскогорье Айназур. Здесь к ним присоединилась конница Левона, вернувшаяся из Гокчи.

К Овику кинулся босой Варос:

— Как ты отощал... Тебя что, хлебом не кормили?

Овик слабо улыбнулся ему, затем вынул из-за пазухи курительную трубку, выточенную из ясеневого дерева:

— Возьми, Варос, я не забыл своего обещания. Как только победим, я подарю тебе другую трубку. На ней будут вырезаны кони, вольно бегущие кони без седел и уздечек.

— Заодно пусть будут и без подков и копыт, — разглядывая свои ноги, сказал Варос.

Вокруг все засмеялись.

— Лишили беднягу поповских штиблет, — улыбнулся Левон. — Во что ему обуться? А трубку я и сам ему подарю.

— Что поделаешь, — вздохнул Варос, — я бы и сам обулся, вон в Гокче сколько обутых свалил, да побоялся стащить с них обувь, как бы не засудили меня, ведь креста на вас нет. Не побойся я суда, и сапога бы не оставил на трупах дашнаков. Где это видано, чтобы в лихую годину мертвецов хоронили обутыми?

За радостной встречей последовал обед, после чего Овик зачитал письмо Армревкома:

— «Вайоц дзор — одно из сложных звеньев всеармянской революции. Во имя спасения уезда вам следует контратаковать гарнизон Кешкенда, расчленить его и добиться окончательной победы. Ни в коем случае не прибегать к обороне. Оборонительная тактика означает смерть для революции. Непрерывно атаковать, непрерывно крепить свою мощь за счет революционно настроенных масс. Для восполнения боеприпасов отправить представителей в Одиннадцатую Красную армию. Да здравствует революционный отряд Вайоц дзора!..»

Письмо Армревкома обрадовало всех. Это была фактически инструкция для подготовки решительного наступления на Кешкенд. Оставалось достать боеприпасы в нужном количестве.

В Агстеф была направлена делегация, там стояла воинская часть 32‑й дивизии Одиннадцатой армии.

Был полдень. Под открытым небом перед палатками за складным столом длиной в пять метров обедали русские солдаты. Их внимание привлек караульный, направляющийся к ним. Он вел кого-то в мундире царской армии без погон.

— Новобранец успел поймать дичь, — раздался чей-то веселый голос.

— Что за птица? — спросил другой.

Караульный, парень лет восемнадцати-девятнадцати, самодовольно улыбался:

— Хотел сунуться в нашу кухню. Внизу и поймал.

— Разнюхал кашу.

— Эй, кашевар, дай-ка