Уайт-Ривер в огне - Джон Вердон

Второй — неприятный — сводился к тому, что улики против Бекерта и/или Терлока страдают теми же слабостями, что и улики против Пэйна. Они все были переносимыми, следовательно, их можно было подбросить. Даже предметы с отпечатками — ручка, найденная им в траве за домом на Поултер‑стрит, и пластиковый пакет в квартире Блейз Джексон — вполне могли попасть к нему невинным путём, а уже затем быть использованы как компромат. Иными словами, при том, что доказательств подлога нет, нельзя исключать, что подставили и Бекерта. Признаться, сценарий выглядел неправдоподобным. Но и улики против него оказывались куда менее убедительными, чем казалось поначалу. В умелых руках адвоката на процессе их можно было бы представить шаткими.

После ухода Мадлен Гурни ещё какое-то время сидел за столом, глядя в окно и размышляя, стоит ли обсуждать это с Клайном. Тема была нежелательная. Он решил сперва поговорить с Торресом.

Трубку сняли сразу.

— Привет, Дэйв, я как раз собирался тебе звонить. Утро выдалось серьёзное, всё навалилось разом. Сначала плохие новости. ДНК с использованного презерватива, найденного у детской площадки в парке Уиллард, не совпало по кодировке. Тупик. Впрочем, свидетеля той ночи отыскать и так было почти без шансов. Теперь хорошее. Мы получили отчёт из компьютерной лаборатории Олбани по ноутбуку, который ты нашёл под матрасом в хижине. Ключевая находка — серия материалов по строению мозга, особенно так называемого продолговатого, и степени защиты, которую обеспечивают прилегающие костные структуры. Такая информация и анатомические схемы пригодились бы тому, кто собрался вогнать нож для колки льда прямо в ствол мозга. Похоже, у нас вырисовывается прямая связка между Бекертом и нападением на Лумиса.

Гурни не был уверен, насколько это убедительно, но звучало, безусловно, положительно.

— И это не всё, — продолжил Торрес. — Лаборатория прислала отчёт и по телефонному аппарату, который был приклеен скотчем к нижней стороне ножки кровати. Запись разговоров подтверждает объяснение Пэйна, почему он оказался в районе Бридж‑стрит в ночь, когда застрелили Стила. Он утверждал, что получил серию сообщений: сначала — встретиться за многоквартирным домом, потом — перенести встречу на другую сторону моста, затем — отмена. Эти сообщения отправлялись с телефона, который ты нашёл в хижине.

— Интересно, — сказал Гурни. — Клайн как-то отреагировал?

— В восторге. Говорит, у него ощущение, будто мы наконец завязали бант на упаковке.

Идея с «бантиком на упаковке», которой Гурни невольно наделил Бекерта, могла бы прозвучать как правдоподобное признание. Но то, как Клайн пустил этот образ в ход — чтобы обозначить накопление пары-тройки дополнительных улик, каждую из которых несложно подбросить, — превращало само расследование в постскриптум. Это грозило стать серьёзной ошибкой.

Гурни закончил разговор с Торресом и набрал номер Клайна.

— Дэвид. Что я могу для вас сделать?

Торопливость в его голосе ясно подсказывала: наилучшим ответом было бы «ничего».

— Я хотел бы поделиться с вами одной проблемой.

— О?

В этом единственном звуке было больше тревоги, чем любопытства.

— Я размышлял об уликах, которые, по-видимому, изобличают Бекерта.

— О последних?

— Совершенно верно. В доказательствах против Кори Пэйна оказались слабые места, которыми защита могла бы воспользоваться в суде. И, на мой взгляд, успешно.

— К чему вы клоните?

— Улики против Бекерта страдают некоторыми из тех же изъянов.

— Чепуха. Улики против Бекерта неопровержимы.

— Три дня назад вы говорили то же самое о Пэйне.

Голос Клайна стал напряжённым и холодным:

— Зачем мы ведём этот разговор?

— Чтобы вы не заходили в зал суда, уверенные, будто у вас больше, чем есть на самом деле.

— Вы же не предполагаете, что Бекерта подставили так же, как Пэйна? Скажите, что вы не настолько безумны.

— Я говорю лишь, что ваше дело не столь безупречно, как вы его видите. С точки зрения доказательств...

Клайн перебил:

— Отлично. Замечание принято. Что-нибудь ещё?

— Вам не приходило в голову, что улик слишком много? — Он почти видел, как в повисшей тишине Клайн хмурится — наполовину сердито, наполовину озадаченно. Он продолжил: — Разработчики подлогов стремятся, чтобы их мишени выглядели чертовски виноватыми. А потому переусердствуют. Я не могу доказать, что здесь произошло именно это, но исключать такую возможность нельзя.

— Ваша гипотеза — самое безумное, что мне приходилось слышать. Вдумайтесь: вы предлагаете поверить, что кто-то подставил Кори Пэйна под снайперские нападения на Стила и Лумиса, а затем обвинил в этих же нападениях Делла Бекерта? А ещё — в расправах над Джорданом и Тукером? А Джексон и Крил? Вы слышали когда-нибудь о деле, хотя бы отдалённо на это похожем?

— Нет.

— Значит... вы просто придумали наименее вероятный сценарий на свете — и решили изложить его мне?

— Послушайте, Шеридан, я не утверждаю, что понимаю первопричину всей этой заварухи на Уайт-Ривер. Я говорю, что это требует дальнейшего расследования. Нам необходимо до конца понять — кто, что и зачем сделал. Жизненно важно найти Бекерта и...

— Погодите! Подождите! Наша цель — не философское «полное понимание чего бы то ни было». Я руковожу уголовным процессом: расследование, предъявление обвинений, судебное преследование. Я — не президент клуба психологов «Истина в последней инстанции». Что до поисков Бекерта — возможно, мы его никогда не найдём. Честно говоря, это было бы не худшим исходом. Ему можно предъявить обвинения заочно. Если дело завершится тем, что он будет признан виновным и останется в бегах, это вполне приемлемая развязка. Громко разрекламированное обвинительное заключение даст общественности то же чувство успеха правоохранителей, что и обвинительный вердикт в суде. И ещё одно. Было бы крайне неосмотрительно с вашей стороны выносить в публичное поле вашу бездоказательную теорию о двойной подставе. Это принесёт лишь новый хаос и противоречия, не говоря уже о потере доверия к департаменту и лично к вам. На этом наш разговор окончен.

Оглядываясь назад, Гурни не видел в реакции Клайна ничего неожиданного. Дальнейшее усложнение картины было для того абсолютно неприемлемо. Его главной заботой оставался собственный имидж. Гладкость процедуры — ключевая цель. Сюрпризы нежелательны. Любой ценой — избежать нового разворота курса.

Гурни понял: если уж кому-то предстоит перевернуть это дело с ног на голову, то ответы на вопросы, поставленные его же невероятной гипотезой, придётся искать ему одному. И первый вопрос был самым запутанным.

На что ты способен?

Кому