Уайт-Ривер в огне - Джон Вердон

— Я действую от имени жён убитых офицеров.

— У них есть претензии к Терлоку?

— Возможно, речь о проблеме посерьёзнее. В уликах против сына Бекерта больше дыр, чем в вашем дорожном указателе.

Тейбор поднёс к подбородку жёсткую на вид ладонь и задумчиво помассировал его.

— Кто-нибудь, кроме вас, так считает?

— Детектив из команды Терлока сомневается.

— Вы полагаете, что парня подставляют?

— Да.

Он одарил Гурни ещё одним непроницаемым взглядом.

— И какое, по‑вашему, отношение всё это имеет к тому, что произошло в округе Бутрис почти тридцать лет назад?

— Я не знаю. У меня плохое предчувствие насчёт Терлока. Может быть, я ищу ему оправдание. А может, пытаюсь понять, кто он на самом деле. — Он помолчал. — Есть и другой аспект. Бекерт, скорее всего, собирается баллотироваться на пост генпрокурора штата. Если победит, Терлок почти наверняка станет его заместителем. Влиятельная должность. От этой мысли мне не по себе.

Мышцы челюсти Тейбора напряглись. После долгого молчания он, казалось, принял решение.

— Дай‑ка взглянуть на твой телефон.

Гурни достал аппарат из кармана и приподнял.

— Выключи его.

Он выключил.

— Положи так, чтобы я видел.

Гурни положил телефон в кузов пикапа.

— Не хотелось бы, чтобы это записывалось, — сказал Тейбор. Он умолк, уставившись на собственные руки. — Я об этом много лет не говорил. Хотя, конечно, оно не уходит из головы. Однажды даже приснилось мне кошмаром.

Он снова замолчал — дольше прежнего — затем встретился взглядом с Гурни.

— Джадд Терлок уговорил умственно отсталого чернокожего парня повеситься.

— Что?

— За кампусом Баярд‑Уитсон был ручей с купальной ямой. На высоком берегу рос старый вяз; ветка нависала над водой. Мальчишки привязывали к ней верёвку, раскачивались и отпускали — плюхались в яму. В тот день там были Терлок и Бекерт. Чуть поодаль на берегу сидел третий парень. А ещё в мелководье, в одних трусах, сидел Джордж Монтгомери. Джорджу было двадцать, а умом — лет пять‑шесть; сын одного из работников кухни. О том, что случилось дальше, существуют две версии. Парень, сидевший на берегу, рассказал, что Терлок позвал Джорджа присоединиться. Джордж подошёл — робко, — и Терлок показал ему, как ухватиться за верёвку и раскачиваться над водой. Только объяснил, что безопаснее будет, если свободный конец верёвки обмотать вокруг шеи, чтобы та не мешала. Джордж сделал, как велели. Потом он спрыгнул в сторону ручья... — Тейбор помедлил, и голос его натянулся. — Вот и всё. Джордж повис над самой серединой ямы, дёргался, захлёбывался воздухом. Пока не умер.

— Какова была версия Терлока?

— Что он не сказал Джорджу ни слова. Будто Джордж сам поднялся на берег, желая воспользоваться верёвкой, как он видел у других. Что‑то там запуталось, и когда всё случилось, добраться до него уже не было возможности.

— И Бекерт повторил ту же историю?

— Разумеется.

— Дальше?

— Парень с берега прошёл детектор лжи и выдержал его. Мы сочли его заслуживающим доверия свидетелем. Прокурор согласился: надо предъявлять Терлоку обвинение в непредумышленном убийстве и ходатайствовать о суде как над взрослым.

— Значит, в суде получилось бы слово Терлока и Бекерта против слова парня?

— До суда дело не дошло. Парень изменил показания. Сказал, что на самом деле не расслышал, о чём говорили. Может быть, Терлок как раз просил Джорджа не затягивать верёвку у него на шее. А может, вообще ничего не говорил.

— До него кто‑то добрался?

— Семья Терлоков. Большие деньги. Долгая история коррупционных строительных сделок с окружным советом. Судья отклонил наш иск и закрыл дело. А Джадд Терлок вышел сухим из воды после садистского убийства, без единой царапины. Были времена... — он сжал губы. — Времена, когда, я был чертовски близок к тому, чтобы оборвать его жизнь так же, как он оборвал жизнь Джорджа. Раньше я ловил себя на мысли о том, как он захлёбывается на конце проклятой верёвки. И, признаюсь сейчас, жалею, что не сделал этого.

— Похоже, Бекерт был в этом замешан не меньше, чем Терлок.

— Это факт. Пока казалось, что дело у нас в руках, мы обсуждали, как с ним поступить. Но всё развалилось раньше, чем мы успели что‑то предпринять.

— Вам тогда не приходило в голову, что идея могла принадлежать Бекерту?

— Нам приходило в голову многое.

Повисла тишина. Её нарушил Гурни:

— Если не возражаете, спрошу: почему вы переехали сюда?

— Я хотел не столько переехать сюда, сколько убраться оттуда. Дело Монтгомери всё изменило. Я взялся за него агрессивно. Терлоки не сомневались, как я отношусь к их сынку‑мерзавцу. Они взбесили местных расистов, раззвонив, будто я отдаю предпочтение умственно отсталому чернокожему, а не хорошему белому парню. В это же время моя дочь встречалась с чернокожим мужчиной, за которого в итоге вышла замуж, и местная реакция была отвратительной. Я считал дни до пенсии. Знал, что надо убираться, пока я кого‑нибудь не прикончил.

В наступившей тишине стук тяжёлого мешка, казалось, стал ещё громче.

— Моя внучка, — сказал Тейбор.

— Похоже, она знает, что делает.

Тейбор кивнул, обошёл кузов пикапа и жестом пригласил Гурни следовать к углу большой избы.

Там, на ровном затенённом клочке земли, где не росло ни травинки, жилистая молодая девушка в спортивных шортах и футболке наносила тяжёлому кожаному мешку, подвешенному к ветке дуба, серию мощных боковых.

— Когда‑то здесь висели её качели.

Гурни наблюдал за шквалом ударов.

— Вы её этому научили?

В глазах Тейбора светилась гордость.

— Подсказал пару моментов.

Девушка была, по виду, подростком, явно смешанной расы. В её естественно африканской внешности угадывался рыжеватый отблеск волос Тейбора. Кожа — цвета карамели, глаза — зелёные. Кроме короткого, оценивающего взгляда на Гурни, всё её внимание было приковано к мешку.

— В ней сила, — сказал Гурни. — Заразилась ею от вас?

— Сейчас она лучше, чем я когда‑либо был. И к тому же отличница, кем я не был никогда. — Он остановился. — Так что, возможно, она выживет в этом мире. Как думаете, каковы её шансы?

— С такой концентрацией и решимостью — лучше, чем у большинства.

— Вы имеете в виду — лучше, чем у большинства чёрных девушек? — В его голосе вдруг зазвучали воинственные нотки.

— Я имею