Михаил Суслов. У руля идеологии - Вячеслав Вячеславович Огрызко
Из анкеты М. Суслова. Середина 30‐х гг. [РГАНИ]
Впрочем, у объединённого контрольного органа существовала не только видимая часть айсберга, но и подводная, которая тщательно укрывалась от общества. Судя по некоторым косвенным данным, ЦКК – НКРКИ по-своему дополняла такую могущественную советскую спецслужбу, как ОГПУ.
В связи с этим не лишним будет привести заявление одного из активных деятелей советской внешней разведки – Георгия Агабекова, который в 1930 году бежал из Константинополя во Францию. Бывший советский резидент в Афганистане, Иране и Турции одно время представлял ОГПУ в Центральной контрольной комиссии ВКП(б). Уже после своего бегства, в 1931 году, он в книге «ЧК за работой» утверждал: «ЦКК – это прекрасно выдрессированный аппарат Сталина, посредством которого он морально уничтожает своих врагов и нивелирует партийный состав в нужном ему направлении. Физически же человека добивает сталинское ГПУ».
Ройзенман Борис Анисимович (он же Исаак Аншелевич) в этом аппарате занимал одну из ведущих позиций. Ходили слухи, будто он выполнял роль главного орудия Сталина в борьбе с лидерами оппозиции. Якобы именно его руками в своё время был организован вывод Троцкого из состава ЦК партии. Ему же вождь будто бы не раз поручал и проверку своего ближайшего окружения, а также руководства армии, спецслужб и заграничных учреждений.
Долгое время о прошлом Ройзенмана было почти ничего не известно. В какой-то момент его судьба заинтересовала Александра Солженицына. Но и он, когда работал над книгой «200 лет вместе», мало что выяснил. В 19‐й главе своего исследования классик утверждал, будто Ройзенман в 1938 году был репрессирован. Но это не соответствует действительности. Куда больше собрал материалов о Ройзенмане историк Сергей Филиппов[34].
По некоторым данным, Ройзенман уже с 1922 года всячески помогал Сталину укрепить в партруководстве личную власть и оттеснить в сторону, а то и вовсе избавиться от не внушавших доверия влиятельных сторонников Ленина и людей, тесно связанных с главными оппозиционерами. Не доверяя до конца созданным после Октябрьского переворота спецслужбам, Сталин, как говорили, не раз поручал Ройзенману, имевшему мандат члена президиума ЦКК, перепроверить всех технических сотрудников Оргбюро и Секретариата ЦК, а также всех помощников руководителей партии. Якобы после этих проверок он поменял работавшую ещё с Лениным технического секретаря Политбюро Марию Гляссер, а потом заменил Марию Буракову, Елену Шерлину и Марию Шавер.
В 1924–1925 годах в помощниках Сталина числились восемь человек: Амаяк Назаретян, Иван Товстуха, Григорий Каннер, Лев Мехлис, Иосиф Южак, Николай Иконников, Дмитрий Гразкин и Борис Бажанов. Очень скоро несколько человек из окружения вождя были убраны, в частности Иконников и Южак. Вроде бы на этом настоял Ройзенман. Кто-то, к примеру Назаретян, получил новые назначения.
В начале 1926 года Ройзенман тяжело заболел и уже не мог присматривать за всеми секретарями Сталина. Для лечения его хотели направить в Германию, однако в марте Политбюро в спешном порядке ввело Ройзенмана в состав коллегии Наркомата рабоче-крестьянской инспекции. Для чего? Зачем понадобилось больного человека нагружать дополнительными обязанностями? Дело в том, что у Сталина появилась к отъезжавшему в Берлин Ройзенману просьба: негласно проинспектировать наше посольство. Вот для чего потребовалось наделить московского эмиссара новым мандатом.
В посольстве Ройзенман застал бардак. Часть дипломатов ориентировалась на наркома Чичерина, а часть – на его заместителя Литвинова. Поскольку они ненавидели друг друга, сотрудники часто получали от них взаимоисключающие указания. И всё это от партаппарата скрывалось, и руководители наркомата считали, что партаппарат не следует посвящать в вопросы посольской жизни.
Но главное – не это. У Ройзенмана сложилось впечатление, что наши загранучреждения превратились в каналы связи некоторых оппозиционно настроенных к Сталину высокопоставленных чиновников с Западом.
Вернувшись после лечения в Москву, Ройзенман предложил Сталину всерьёз почистить внешнеполитическое ведомство, а заодно еще раз негласно проверить весь секретариат вождя. Позже он подготовил для Политбюро доклад «О беспорядках, выявленных в советских загранпредставительствах». А 23 ноября 1930 года ему дали новый высший советский орден – орден Ленина. В указе говорилось, что его наградили «в ознаменование исключительных заслуг в деле улучшения и упрощения государственного аппарата, приспособления его к задачам развёрнутого социалистического наступления в борьбе с бюрократизмом, бесхозяйственностью и безответственностью в советских и хозяйственных организациях, а также его заслуг по выполнению специальных, особой государственной важности заданий по чистке государственного аппарата в заграничных представительствах Союза ССР».
Теперь попробуем разобраться, для чего Ройзенману понадобился именно Михаил Суслов.
Вообще-то аппарат ЦКК – НКРКИ постоянно нуждался в квалифицированных учётчиках и контролёрах. Кремль не раз даже объявлял мобилизацию молодых партработников в контрольные органы партии. Последняя состоялась при Андрее Андрееве в конце февраля 1931 года. На работу в НКРКИ постановлением Секретариата ЦК ВКП(б) направили большую группу людей. В их числе оказался один из сокурсников Суслова по Экономическому институту красной профессуры Николай Вознесенский (его определили в сельхозгруппу НКРКИ). Данные об этой группе отложились в Российском государственном архиве новейшей истории. После этого массовых наборов в аппарат ЦКК – НКРКИ больше не было. Во всяком случае, при Андрееве.
Суслов, напомню, попал в контрольные органы партии лишь в апреле 1931 года, и не по партнабору, а по ходатайству конкретно Ройзенмана. Официально он занял должность старшего инспектора ЦКК – НКРКИ. Судя по всему, ему как экономисту предстояло оценить экономическую эффективность деятельности советских загранучреждений и внешнеторговых организаций. Косвенно на это указало сохранившееся в фондах РГАНИ письмо некоего И.В. Чепелева.
Поздравляя 14 ноября 1968 года Суслова с очередным праздником, он напомнил секретарю ЦК КПСС обстоятельства их знакомства. Всё произошло как раз в 1931 году – практически сразу после направления Суслова в ЦКК – НКРКИ. «Вспоминаю нашу первую встречу в «Экспортмашине» в 1931 году, – писал Чепелев, – заседание у Ройзенмана, его слова: «и ты за них, Суслов, пиши – отдать всех под суд». И дело завертелось. Вёл его следователь, ставший знаменитостью – Шейнин. Помню закрытое заседание особой сессии Мособлсуда. Хотя ни Калинин, ни Гринберг, ни я не были злостными виновниками. Помню и фамилию нашего торгпреда в Северном Китае Петрова, возбудившего дело о невыполненном заказе китайского купца…»[35]
Как видим, письмо Чепелева не совсем связное и в чём-то путаное. Тем не менее даже из него можно сделать некоторые предположения и выводы о работе Суслова в ЦКК – НКРКИ.
Первое. Переходя в 1931 году в аппарат ЦКК – НРКИ к Ройзенману, Суслов имел отношение прежде всего к международной и внешнеторговой сферам.
Второе. Лично он не вёл партийных расследований. Для этого в аппарате ЦКК – НКРКИ существовали партийные следователи. Но он, видимо, отвечал за экономические и финансовые экспертизы по заведённым делам.
Однако в подробности своего участия в рассмотрениях тех или иных дел Суслов никого из близких не посвящал. Не очень-то вдавались в детали, даже на
