Коллаборационисты. Три истории о предательстве и выживании во время Второй мировой войны - Иэн Бурума

Другие нацисты считали Гиммлера чудаком, но в его интересе к ряду аспектов индуизма – кастовой системе, аскетам-воинам и т. д. – не было ничего из ряда вон выходящего. В Германии межвоенного периода йога была повсеместно распространенной практикой. Немецко-австралийский оккультист и учитель йоги Эрнст Исбернер-Халдейн проповедовал «арийскую йогу». Член и основатель так называемого Клуба свастики, где собирались правые оккультисты, Исбернер был яростным антисемитом, завсегдатаем излюбленных эзотерических групп Гиммлера. Вильгельм Вульф также состоял в Клубе свастики и взялся учить санскрит, чтобы сделать карьеру в астрологии. Гиммлер в дальнейшем распорядится, чтобы Вульф занялся изучением дзен-буддизма, рассчитывая привить в СС японский дух самоотверженности в бою.

Так, доктор Ко – или, по крайней мере, доктор Ко по версии Керстена – пришелся весьма кстати в Берлине 1920-х годов. Утверждается, что, когда то ли Бинзвангер, то ли Бир познакомил Керстена с китайским массажистом, тот в свойственной восточному человеку манере лишь молча улыбнулся. Финский массаж в исполнении Керстена доктора Ко не впечатлил. У молодого человека были хорошие задатки, но ему предстояло освоить все заново.

По тому, как Керстен описывает технику доктора Ко, ее легко определить: это был вид массажа шиацу, который состоит в надавливании определенных точек на теле для снятия напряжения после прощупывания нервов, считавшихся причиной таких недугов, как мигрень и неврастения. Керстен же сообщает своим читателям, что объяснять свое ремесло для него было бы как поэту или художнику – рассказывать о создании произведения искусства. В его деле требовалась как минимум невероятная тактильная чувствительность, которой он, похоже, был наделен от природы.

Доктор Ко – по рассказу Кесселя – с первого же взгляда на Керстена понял, что сбылось предсказание астрологической карты, составленной, когда Ко еще был послушником в буддистском монастыре в Тибете. В ней предсказывалось, что в 1922 году он познакомится с молодым человеком, который ничего не знает, но способен учиться. Этим молодым человеком оказался Керстен. Его избрали для миссии. Среди прочего доктор Ко поведал своему ученику, что прощупывание нужных нервов под кожей человека – лишь начало. Врачеватель должен словно проникнуть в организм человека, что возможно, только если он как следует сосредоточится. Керстен называл это «мануальной терапией», но она была еще и духовным учением.

Учеба Керстена у доктора Ко завершилась так же таинственно, как и началась. Спустя четыре года, в течение которых он обучал Керстена техникам массажа и правилам жизни, а также кормил изысканнейшими китайскими блюдами, доктор Ко внезапно объявил, что возвращается в свой монастырь в Тибет готовиться к смерти, которая ждет его через восемь лет. Он это знает, потому что так предсказано в его гороскопе. О своей смерти буддистский монах говорил с умиротворением и улыбкой.

2. Мацумото

В первый день учебы в Токио Ёсико наверняка произвела на одноклассников странное впечатление. Все они были в унылой темно-синей школьной форме. Она же появилась в пышном пурпурном дамастовом одеянии, подвязанном широкой белой лентой. В те дни иностранцы в японских школах встречались еще реже, чем в наши дни. Дети окружили странную гостью, спрашивая, откуда она. Не зная, что ответить, Ёсико выпалила: «Из маминого живота»[19].

Ее все равно называли Чанкоро, «китаеза». Из-за того, что приемный отец не вписал ее имя в семейную книгу, гражданкой Японии она так и не стала. Непонятно, почему Нанива Кавасима не довел процедуру удочерения до конца. Возможно, девочка должна была стать пешкой в его мечте о воскрешении империи Цин, и японское гражданство тогда было бы не слишком уместно.

Как у иммигрантки, у Ёсико было несколько вариантов борьбы с издевательствами: максимально подстроиться под местные нравы и обычаи и подвергаться только бо́льшим нападкам за излишнее усердие и тривиальные промахи – или же подчеркнуть внешность и повадки экзотической чужачки, как Бенджамин Дизраэли, сын иммигранта, который вел себя как еврейский денди-аристократ и щеголял в мрачной викторианской Британии в золотых перстнях и бархатных нарядах. Ёсико совместит в своей стратегии и то и другое. Она придумала себе немыслимый образ, списанный с японских мачо-националистов, гостивших в доме ее приемного отца. Когда все окончательно запуталось, она вспоминала, как во время долгих нотаций за обедом в Люйшуне отец-маньчжур внушал ей: «Ты не китаянка и не японка. Ты станешь связующим звеном между Китаем и Японией»[20].

The Asahi Shimbun/Getty Images

О чем Ёсико не забывала, так это о своем благородном происхождении. Японские школьники относились к учителям с огромным почтением: когда те входили в класс, дети вскакивали, вытягивались по стойке смирно и кланялись. Юная Ёсико обращалась к учителям надменно, не как к сэнсэям, а как к официантам и прислуге: «Эй, ты!..»

Неудивительно, что свое поверхностное образование она получила преимущественно дома. Японская школьная дисциплина была не для нее. На несколько лет ее «домом» в Токио стала разросшаяся в разные стороны традиционная деревянная усадьба Кавасимы, которая утопала в тени вековых дубов. Гувернанткой Ёсико была удивительная женщина по имени Акабанэ Мацуэ, в свое время по собственной инициативе отправившаяся на учебу в Колумбийский университет в Нью-Йорке. Вернувшись в Японию, она брала учеников из разных уголков Азии. В доме Кавасимы, где часто собирались ультранационалисты, ее прогрессивные методы наверняка казались странными. Но опять же, модернизм и радикальный национализм не всегда шли вразрез друг с другом. Члены скандально известного «Общества черного дракона», к которому теперь прибился Нанива Кавасима, были ярыми шовинистами, поставившими перед собой задачу объединить Азию под эгидой Японской империи. И врагами западного колониализма. Япония должна была «освободить» и «модернизировать» отсталых азиатов.

Взгляды Кавасимы и его друзей не доминировали в японском обществе. Как и Берлин эпохи Веймарской республики, Токио переживал свой неоновый джазовый век. Современные девушки (мога) стриглись под каре, красили губы красной помадой а-ля Клара Боу[21] и носили короткие юбки. Современные юноши (мобо), которых иногда называли «мальчиками Маркса», ходили в бабочках, белых парусиновых брюках и очках а-ля Гарольд Ллойд. Они танцевали чарльстон под Hot Peppers Фумио Нанри, читали Ницше и Карла Маркса, говорили в кафе о женской эмансипации. «Демократия Тайсё», несовершенная многопартийная система, носившая название эпохи правления Тайсё (1912–1926), была либеральнее всех предыдущих эпох и двух последующих