Коллаборационисты. Три истории о предательстве и выживании во время Второй мировой войны - Иэн Бурума

Мужчин Вайнреб осматривал бегло. Женщины же подвергались гораздо более тщательному осмотру, часто болезненным гинекологическим проверкам с пальпацией и ненужными уколами. В поисках молодых кандидаток на роль медсестер и учительниц, которые бы сопровождали детей в «поездах счастья», Вайнреб создал даже отдельный список для девушек, которым надлежало пройти осмотр либо у него дома, либо по разным адресам в Гааге, Роттердаме или Амстердаме.

В связи с подобной практикой – только уже в отношении учениц, которых он наставлял в вопросах религии, – у Вайнреба много лет спустя возникнут неприятности. Он даже сам признавал, что он человек непростой – в интеллектуальном, философском, духовном и сексуальном отношении. Однако видеть в замыслах Вайнреба исключительно жажду денег или сексуальные домогательства было бы чрезвычайным упрощением. Он руководствовался чем-то еще. Он был не только goochem, умным, и gelernter, набожным ученым, но и macher, дельцом, человеком, добивающимся целей, человеком со связями. Нет оснований сомневаться в том, что он пишет о своей новой роли macher: «Я словно прорвался сквозь эту отвратительную пассивность, это ощущение, что в самых обычных жизненных вопросах все „невозможно“. Я чувствовал, что вступил в бой. И этот бой раскрепощает»[48].

Тем не менее людям он предлагал одни иллюзии. Никаких поездов, никакого выхода не существовало. В интервью 1976 года Вайнреб признавался: «Все обещания были мыльным пузырем. На продажу можно было выставить только мыльные пузыри. Тогда существовала одна правда: немцы хотят уничтожить евреев. Вопрос состоял лишь в том, когда этот пузырь лопнет»[49].

Кто-то относился к Вайнребу с недоверием и дистанцировался от него. Однако многие были ему безмерно благодарны. Вайнреб просто купался в этой благодарности. Он писал, что одна женщина сказала ему: «Вы malech [ангел]. Вам это зачтется»[50]. Приветствуя его со слезами на глазах, люди называли его чудотворцем. Опять же по словам Вайнреба, мужья отправляли к нему жен, поощряли их, чтобы они шли на все, «забывали обо всех рамках приличий», лишь бы уговорить его включить их в списки. Возможно, так и было. К лету 1942 года даже те евреи, которые надеялись, что все как-нибудь обойдется, признавали грозившую им смертельную опасность.

Впоследствии Вайнреб отстаивал свою аферу, заявляя, что, даруя людям надежду, пусть она и была лишь мыльным пузырем, он давал им чуть больше времени спастись – укрыться в убежище или держаться до последнего, пока Германия не падет. Некоторые люди верят, что спаслись именно благодаря спискам Вайнреба. Однако таких мало. Из приблизительно 4 тысяч евреев, которые числились в его списках, выживших можно сосчитать по пальцам. Из более 140 тысяч евреев, живших в Нидерландах в 1940 году, спустя пять лет осталось лишь около 30 тысяч. Вайнреб был прав, что голландцы-неевреи – из безразличия ли, солидарности с нацистами, страха или злобы – не бежали на помощь своим еврейским соотечественникам, а уж беженцам-иностранцам и подавно. Тем не менее это не значит, что его списки принесли хоть какую-то пользу, кроме той, что люди раскошеливались за тщетную надежду, безосновательно испытывали благодарность, предлагали сексуальные услуги и создавали Вайнребу репутацию дельца и чудотворца.

Психологию афериста выдает в Вайнребе то, как он упоминает других людей, которые обнадеживали его клиентов. В конце 1940 года, когда перед депортацией в Германию Эдмонда Вайнреба арестовали и посадили в схевенингенскую тюрьму, его брат обратился за помощью к одному уважаемому гаагскому адвокату. Тот обещал помочь за внушительную сумму в пять сотен гульденов (около 4 тысяч современных долларов). Вайнреб рассказывает, что без промедления заплатил адвокату. Увы, его обещания оказались лишь пустыми словами. Ничего не произошло. Брат был обречен. Вот как Вайнреб описывает еще одну бесполезную встречу, на сей раз с владельцем пекарни:

Очередная встреча, снова россказни о связях среди немцев, очередные обещания, а потом тишина. Я зря выслушивал его небылицы про огромное влияние, про то, как он с легкостью облапошивает немцев. Я не раз встречал таких людей во время войны, людей, которые наплетут с три короба, пообещают золотые горы… а любят впечатление, которое производят на других. Они даже не думали выполнять обещания. Даже понятия не имели, как это сделать. Они лишь мечтали ощутить, будто от них что-то зависит, а тогда это подразумевало наличие «важных связей с высокопоставленными немцами»[51].

Этот рассказ о пекаре – идеальный пример того, что последователи Фрейда называют проекцией. Вайнреб не мог дать более емкого и точного описания самого себя. Наиболее удивительно, что, похоже, сам он этого не осознавал. Возможно, как это часто бывает, патологический лжец сам уверовал в собственную ложь. Как он писал: «До чего же просто вселить в человека отвагу и уверенность. Я сам поверил в силу собственных писем»[52].

Так Вайнреб начал составлять свои списки и быстро собрал несколько десятков клиентов, и нет сомнений, что к лету 1942 года многие уже отчаянно обивали его порог. Чтобы список казался правдоподобнее, Вайнреб воспользовался тем же приемом, что и многие мошенники до и после него, – заверением в эксклюзивности, в том, что люди окажутся в числе избранных. Так в 1980-е годы нью-йоркский брокер Бернард Мэдофф завоевывал доверие, убеждая жертв вкладывать деньги в финансовую пирамиду. Занимая видное положение в еврейских общинах Нью-Йорка и Майами, он излучал респектабельность и надежность. Отказы потенциальным клиентам, которые умоляли его принять их, лишь подчеркивали его неподкупность. Вайнреб замечает в мемуарах, что присутствие в его списках считалось «знаком статуса» и вызывало зависть. Он тоже отказывал некоторым, и кому-то это даже спасло жизнь.

Как и Мэдофф, Вайнреб начал с тех, кто был к нему ближе, преимущественно с восточноевропейских евреев-иммигрантов в Схевенингене и Гааге. Многие восхищались им, гордились, что рядом с ними оказался gelernter. Некоторые же знали его слишком близко. Соратник по ультраортодоксальному движению с самого начала раскусил его, после того как в конце 1930-х годов Вайнреб бахвалился близким знакомством с министрами в правительстве и членами королевской семьи. Популярная афера, сколь бы уникальна она ни была, неизбежно порождает слухи. По мере того как все больше людей отчаянно стремились попасть в списки Вайнреба, слухи дошли до опасных инстанций, например до вселявшей ужас Sicherheitsdienst, СД, службы безопасности рейхсфюрера СС. Ее контора и пыточные камеры размещались на вилле, спроектированной в 1920-е годы архитектором