Коллаборационисты. Три истории о предательстве и выживании во время Второй мировой войны - Иэн Бурума

бюро, Г. Л. Сварт, обвинил его в «мошенничестве крупных масштабов». Вайнреб говорил гестапо, что деньги, полученные от евреев из его списка, ушли Сварту, что было неправдой. В результате предательства Вайнреба Сварт провел год в одном из самых страшных концлагерей. Другая жалоба поступила от Д. Келдера, бывшего участника Сопротивления; он был пекарем и даже в моем гаагском детстве все еще славился своими изысканными ореховыми тартами. Будучи сокамерником Вайнреба в «Оранском отеле», он ему доверял и рассказал о нескольких местах, где укрывались евреи. Офицеры СД вскоре наведались туда с облавами. Ни один из тех, кто там скрывался, не выжил.

Летом 1945 года Вайнреб вновь оказался в знакомой обстановке «Оранского отеля», только на сей раз в качестве ответчика на так называемом Особом суде. Эти суды были учреждены после войны специально, чтобы рассматривать дела по обвинениям в измене и коллаборационизме. Адвокатов защиты нанимали преимущественно из молодых членов палаты. Опытных адвокатов подобные дела мало интересовали, они были ниже их достоинства. Мой отец, недавний выпускник юридического факультета, был одним из защитников, которые набивали руку в Особых судах. Благодаря этому опыту он всю жизнь ставил под сомнение любые скоропалительные моральные суждения. Он видел слишком много неоднозначного, чтобы считать, будто всегда можно с легкостью отличить свет от мрака, а добро от зла. Что можно сказать о молодом голландце (одном из его клиентов), который родился у матери-немки и отца-голландца и был завербован в немецкую армию? Он действительно предатель? Большинство людей, от владельцев заводов до градостроителей и полицейских-регулировщиков, так или иначе сотрудничали с немецкими оккупантами. Установить уголовную ответственность не всегда было просто. Некоторым прокурорам не чужда была и мстительность. В какой-то момент в 1945 году в тюрьмах сидело около 150 тысяч подозреваемых в коллаборационизме, солидная цифра для такой небольшой страны.

То, что Вайнреб был евреем, лишь еще больше все усложнило. Хотя в общественной жизни проявлений антисемитизма хватало, нет никаких указаний, что существовало какое-то организованное стремление отыграться на немногих выживших евреях за перенесенные от нацистов унижения. Однако суд над евреем, который едва избежал смерти, представлял дополнительный уровень сложности. Вина в этой ситуации была понятием с опасным содержанием. Фигуранткой другого знаменитого дела о еврейском коллаборационизме была Анс ван Дейк, мельничиха-лесбиянка из Амстердама. Она была единственной женщиной, чье дело рассматривалось на Особом суде. Отказываясь носить желтую звезду, ван Дейк первые несколько лет войны помогала людям найти укрытие. После ареста СД в 1943 году у нее не осталось выбора: либо она будет сотрудничать с немецкой полицией, либо ее отправят в Восточную Европу. Она согласилась помогать. Притворяясь, будто продолжает свое прежнее дело, она предлагала евреям места, где те могли спрятаться, а потом сдала сто сорок пять человек в руки СД. Одним из этих несчастных был ее собственный брат. Ван Дейк призналась в своих преступлениях Особому суду. Приняв в последний момент католичество, на рассвете 14 января 1948 года она была расстреляна. Можно лишь гадать, почему еврейка-лесбиянка стала единственной женщиной, которая получила столь суровое наказание. Суд приговорил к смерти считаных коллаборационистов, пощадив при этом ряд высокопоставленных нацистов, ответственных за массовые убийства. Первый прокурор Вайнреба, Ф. Холландер, сам был евреем. Его также знали как человека либеральных взглядов, который обычно щадил мелких коллаборационистов. Мстительностью он не отличался. Фигурантом одного из его дел был относительно известный живописец, член нацистской партии и нацистской палаты культуры, не замаравший свои руки ничьей кровью. Его оправдали. Холландеру было интереснее вести дела против более влиятельных фигур, людей, которые обогатились на бизнесе с оккупантами. При этом Вайнреб так яростно возражал против Холландера, что назначили другого прокурора. Холландер знал Вайнреба и сказал, что, будучи евреем, пережил из-за него неприятный опыт во время войны.

Поначалу процесс Вайнреба в Особом суде не привлек особого общественного внимания. К тому же он долго тянулся. Из-за смены прокурора процедуры застопорились. Новый прокурор долго готовился к делу, а адвокат Вайнреба, К. Смит, смог прочитать его досье лишь в 1946 году. Смит просил Вайнреба изложить свою версию истории на бумаге – даже дважды. Его клиент с радостью ухватился за эту возможность. Как и в написанных позже мемуарах, Вайнреб делал главный упор на антисемитских, как он считал, предубеждениях своих обвинителей. Он, мол, был жертвой голландского истеблишмента, который сотрудничал с немцами и т. д. Он даже сравнивал Особый суд с гнусной нацистской антисемитской газетой Der Stürmer.

Моральное давление в его защите использовалось и иначе. Вайнреб угрожал раскрыть имена известных голландцев, которые тайно сотрудничали с немцами. Это так называемое «мавританское досье» (почему именно мавританское, не вполне ясно, возможно, это отсылало к берберским королям Мавритании, ставшим вассалами древних римлян в 25 году до нашей эры) предположительно было плодом исследований Вайнреба в гестаповских архивах. Досье так и не было опубликовано. Скорее всего, его никогда и не существовало.

Тем не менее Вайнреб так убедительно изложил свое дело, что Смит выстроил всю защиту на страстном и красноречивом рассказе клиента. Адвокат поверил в историю Вайнреба: будто он героический спаситель жизней тысяч евреев, который бескорыстно рисковал своей жизнью, а деньги, которые получал, тратил, чтобы помогать беглецам выживать, пока они скрываются. Обвинений в сексуальных домогательствах во время «медицинских осмотров» Вайнреба не прозвучало. Как и обвинения, что Вайнреб предположительно донес СД о двадцати четырех евреях, скрывавшихся в одной гаагской квартире. Обвинения, что он шпионил за сокамерниками по заказу СД, были упомянуты, но Смит решительно отверг их как мстительные выдумки. Зато прокурор П. С. Де Грюйтер столкнулся с проблемой.

Наиболее компрометирующие свидетельства о сотрудничестве Вайнреба с СД поступали от самих бывших агентов службы. К сожалению для прокурора, одного из них, Болланда, признали невменяемым и отправили в психиатрическую лечебницу. Показания Фрица Коха, немецкого чиновника СД в Гааге, звучали туманно, и он рассказывал, что значительную часть работы оставлял своим голландским подчиненным. Оставался Кром, зловещий персонаж, сопровождавший Вайнреба в поездках в Бельгию. Но Кром отказался от своих изобличающих показаний в 1946 году в обмен на положительную характеристику о нем Вайнреба[158].

Поэтому в начале слушаний обвинение предпочло сосредоточиться преимущественно на попытках Вайнреба обмануть евреев, когда он брал с них деньги в обмен на ложные обещания. Прокурор пошел на это за неимением лучшего, но ряд свидетелей-евреев убедил его, что афера Вайнреба не сводилась лишь к схеме собственного обогащения. Его мошенничество, по словам прокурора, стоило многих человеческих жизней: люди доверяли ему и потому не искали других способов спасения. За это, а также за шпионаж и предательство Де Грюйтер