Коллаборационисты. Три истории о предательстве и выживании во время Второй мировой войны - Иэн Бурума

Судьи были не столь однозначны в своих взглядах, как прокурор. Взвешенность их вердикта 1947 года граничила со снисходительностью. Вайнребу выносили приговор лишь за преступления, которые могли быть доказаны вне сомнений. То есть по двум делам о шпионаже за сокамерником, по одному делу об измене родине, четырем делам о передаче информации СД под давлением и по делу о вымогательстве денег у евреев с целью собственного обогащения. Однако судьи готовы были рассмотреть возможность, что обвиняемый верил, будто предлагает жертвам реальный шанс отсрочить депортацию. Они также полагали, что некоторые люди выиграли от этой паузы и нашли другие способы спасти свою жизнь. Вайнреба приговорили к трем с половиной годам тюремного заключения и пожизненному лишению избирательных прав.

Стало быть, все же не совсем Дикий Запад. Но то, как Вайнреб и его верные сторонники решили представить его процесс, невероятно красноречиво, особенно после того, как прокурор, расстроенный снисхождением суда, подал апелляцию в суд высшей инстанции. Самыми страстными сторонниками Вайнреба были его соратники по укрытию – Етти Дурлахер и живописец Уриэль Бирнбаум. Бирнбаум, как и сам Вайнреб, был убежден, что его друг пал жертвой заговора. Еврейского героя клеймили как предателя, чтобы отвлечь внимание общественности от малодушия и даже позорного коллаборационизма голландских чиновников во время войны. Дурлахер создала Комитет Вайнреба для сбора средств и мобилизации общественности в защиту своего друга. В главной еврейской газете было опубликовано письмо, в котором Вайнреб представал как человек, наверное, «чересчур импульсивный по степенным голландским стандартам», но, безусловно, не аферист[159].

Уриэль Бирнбаум этим не удовлетворился. Он сделал все, чтобы превратить местный процесс в громкое международное дело, а точнее, во всемирно известный еврейский процесс. В 1946 году Бирнбаум написал на немецком страстное обращение под названием «Дело Вайнреба, процесс над голландским Дрейфусом». Вайнреб, по его словам, однозначно стал жертвой антисемитов. Называть его предателем означало продолжать нацистскую пропаганду о подлости евреев: «Приговор Вайнреба распространит на всех евреев ярлык изменников, преступников, людей низшего сорта»[160]. Бирнбаум был убежден в невиновности Вайнреба: «Мир будет ему судьей, потому что он невиновен. Ведь благодаря всему, что он на самом деле сделал, он стал бы еврейским героем, и это служит еще одним основанием, чтобы изобразить его еврейским предателем и массовым убийцей».

Бирнбаум мобилизовал своих нью-йоркских друзей, чтобы они рассылали письма во Всемирный еврейский конгресс, который потом связался с посольством Голландии в Вашингтоне, чтобы те вмешались в это дело. Международная лига прав человека, базировавшаяся в Нью-Йорке, обещала отправить на процесс своего наблюдателя. Либеральная ежедневная нью-йоркская газета PM писала о «голландском Дрейфусе».

Готовясь к суду, Вайнреб некоторое время делил камеру с журналистом Виллемом ван ден Хаутом, который потом станет успешным автором детских приключенческих книг. До войны он написал сатиру о Голливуде. Во время войны стал пропагандистом в нацистской прессе. Очевидно, рассказ сокамерника убедил и его, и он предложил свои услуги опытного журналиста и специалиста по связям с общественностью. Он написал статью для американской аудитории[161] под заголовком «Знаменитого врага гестапо, спасшего сотни евреев от депортации, до сих пор держат в тюрьме голландские нацистские коллаборационисты. Скрытый антисемитизм в Голландии».

Несмотря на все старания Бирнбаума и адвоката Вайнреба Смита, статью так и не опубликовали. Однако история голландского Дрейфуса никуда не делась. Все, что Вайнреб писал в дальнейшем, следует читать в этом ключе. От наказания она его не спасла, но однажды получила судьбоносную вторую жизнь.

После того как прокурор подал апелляцию, дело Вайнреба слушалось снова, на этот раз в Особом кассационном суде. Его команда юристов говорила все то же самое, что и Вайнреб и его сторонники: голландские власти ведут на Вайнреба такую охоту, «что дали бы фору СД во время войны». Судья попросил Смита держаться в рамках приличий: аналогия неуместна. «Конечно, уместна, – отвечал Смит. – Это дело давно пора заканчивать. Учитывая меры, которые были приняты в США, это уже вопрос престижа».

Очевидно, Смит имел в виду престиж Голландии. Обвинение в официальном антисемитизме давало свои плоды. Смит напомнил суду, что «почти все евреи в Голландии – как и многие за ее пределами – до сих пор ведут ожесточенную борьбу. И не только ортодоксальные евреи… и ортодоксальные, и либеральные. Все испытывают одно и то же: TUA RES AGITUR [это дело касается и тебя]»[162].

Возник риск, что дело разрастется и коснется всех евреев, а Вайнреб станет козлом отпущения или жертвенным агнцем. Новый прокурор В. П. Бакховен заметил, что те, кто кричал в зале суда и за его пределами об антисемитизме, забывали об одной детали: свидетелями обвинения в деле против Вайнреба выступали евреи. Его судили не за то, что он обманывал немцев, не за его выдумки, а за обман других евреев в смертельно опасных обстоятельствах. Г. Дрион, профессор права и судья Верховного суда, позже выдвинул еще более пронзительный аргумент против выставления Вайнреба жертвой антисемитизма. Он поставил под сомнение предположение о коллективной вине. Если все евреи должны считать дело Вайнреба нападкой на всех евреев, как ортодоксальных, так и либеральных, из этого следует, что все неевреи, считающие его виновным, должны быть антисемитами. Дрион опасался, что подобное коллективное мышление чревато последствиями и может только усугубить распространение антисемитизма: «Если одной коллективной вине противопоставить другую, жертвой падет меньшинство. Этот риск вполне реален, даже если меньшинство трагически малочисленно, как еврейское меньшинство в послевоенных Нидерландах»[163].

Даже несмотря на то, что на втором процессе рассматривались лишь те обвинения, которые фигурировали в первом, прокуратура представила показания новых свидетелей и новые данные против Вайнреба. Поэтому обвинение критиковали за чрезмерное рвение. Однако Вайнреб тоже вел себя весьма странно. Чтобы заручиться свидетельскими показаниями в свою пользу, он сам составлял заявления и просил разных людей их подписать. Одни соглашались, другие отказывались. Рассказ об облаве, в результате которой были задержаны двадцать четыре еврея, прятавшиеся в квартире на Райнкерстраат, пусть и не фигурировал в первом приговоре, все равно мог негативно сказаться на деле Вайнреба. К Саре Вальбеем, женщине, которая спрятала тех евреев в своей квартире, пришла жена Вайнреба и кто-то из его друзей. Больше шести часов они настаивали, чтобы она подписала заявление, что ни один из скрывавшихся у нее людей никак не был связан ни с Вайнребом, ни с его списками. Они угрожали, умоляли, плакали. Она отказалась.

Ни международная кампания, ни давление на свидетелей в итоге Вайнребу не помогли. Суд вынес более суровый вердикт,