Коллаборационисты. Три истории о предательстве и выживании во время Второй мировой войны - Иэн Бурума
Тем не менее китайцы понесли гораздо большие потери, чем любой другой народ в Азии. До 20 миллионов китайцев погибли из-за японского вторжения. Поэтому, даже несмотря на то, что военные преступники отделались слишком легко, общественности нужно было предъявить какие-то карательные меры. В Европе после краха Третьего рейха женщин часто использовали как главный символ национального унижения, поэтому во Франции и других странах так чудовищно обращались с теми, кто вступал в интимные связи с немецкими оккупантами. Нечто подобное происходило и в Китае. По всей стране появились плакаты, осуждающие трех знаменитых изменниц, сотрудничавших с японцами: Ли Сянлань, Токийскую Розу и Ёсико Кавасиму. Ли Сянлань (она же Ри Коран или Ёсико Ямагути) обвиняли в шпионаже и коллаборационизме. Кавасиму Ёсико обвиняли не только в шпионаже, но и в содействии нападению японцев на Китай, предательстве собственной страны и многочисленных сексуальных связях с главными японскими военными преступниками. В письме своему японскому секретарю Ёсико писала, что китайские газеты выставляют ее «на всеобщее обозрение»[168], чтобы «дать бедноте хоть какое-то утешение».
К несчастью, Ёсико сделала все, чтобы усугубить свое тяжелое положение. На допросах в полиции она либо вела себя надменно, либо устраивала фанфаронаду, хвастаясь невероятными подвигами, благодаря которым она стала легендой в Японии, при этом больше половины из них даже не были правдой. Она рассказала старую историю о том, как десантировалась в Цицикар, чтобы добиться капитуляции от антияпонского военачальника, хотя в своей же собственной книге признавалась, что в действительности этого не было. Она пересказывала невероятные байки из японских журналов военного времени. Приукрашала свои военные подвиги, которые и без того были не более чем нелепым маскарадом. Возможно, она призналась во всем этом под давлением, как вскоре заявила сама. Не исключено, что в тюрьме она и правда столкнулась с травлей и унижением. Заключенные прозвали ее «чокнутой сестрицей» или «безумным братцем». Но в первую очередь она была жертвой собственной легенды.
Тем временем Ри Коран, еще одна распространительница японских военных мифов, находилась под домашними арестом в Шанхае вместе со своим любовником – знаменитым японским кинопродюсером. Однажды на ее пороге появился китайский генерал и попросил ее выступить на вечере в честь офицеров Союзных войск. Американцы мечтали услышать, как «лучшая певица Китая»[169] исполняет китайские песни. Она возражала, что уже давно никакая не китайская кинозвезда, а обычная японка по имени Ёсико Ямагути.
В 1945 году обеим Ёсико жизненно важно было доказать, что они не китаянки. Ведь японок Китай не смог бы обвинить в предательстве родины. Женщинам требовались документы, подтверждающие японское гражданство. Каждый японский подданный должен был быть вписан в семейную метрику. Ямагути повезло. Один русский приятель достал копию семейного реестра у ее родителей, которые жили в Пекине.
Использование изображения согласовано в переписке
Второй Ёсико так не посчастливилось. Притворившись, будто не понимает китайского, она попросила в тюрьме японского переводчика. Но ее приемный отец Нанива Кавасима так и не вписал ее в их семейный реестр. Официально она оставалась гражданкой Китая. Сколько бы писем она ни отправляла ему из тюрьмы, умоляя прислать документы, которые бы подтверждали ее японское подданство, даже если их придется подделать, ее судьба уже была предрешена. Ее будут судить с максимальной публичной оглаской как Цзинь Бихуэй, предательницу Китая.
Процесс над «шпионкой» начался в октябре 1947 года и привлек огромный интерес публики, зачастую подогреваемый в прессе пикантными подробностями. Она была «красавицей в мужском костюме, которой поклонялись юные девушки при милитаристском режиме». Она была «ядовитым чертополохом, танцующим на волнах агрессивной войны». Японская газета «Асахи» сообщала, что небольшое здание суда, где проходил процесс, столкнулось с таким напором толпы желавших хоть одним глазком взглянуть на «восточную Мату Хари», что там чудом уцелели окна и мебель.
Наконец 15 октября Ёсико предстала перед судьями в саду здания суда, где 5 тысяч человек выкручивали шеи, чтобы мельком на нее посмотреть. Список предъявляемых ей обвинений был длинным: она организовала собственную армию для завоевания китайских территорий в Маньчжурии; она помогала посадить императора Пу И на трон марионеточного государства; она планировала захват Китая; она содействовала развязыванию Шанхайского сражения; она передавала врагу китайские военные тайны; она распространяла японскую пропаганду; она хотела воскресить империю Цин; она предала родину, поддерживая китайских коллаборационистов; она выдавала себя за мужчину – героя войны и была развращена «самурайским духом», вступая в интимные отношения с японскими милитаристами. Ёсико слушала обвинения с безмятежной улыбкой.
В этих обвинениях не было ничего удивительного. Поражала природа доказательств. Прокуратура утверждала, что все преступления Ёсико красочно описаны в книге «Красавица в мужском костюме», вымышленном повествовании Сёфу Мурамацу о ее приключениях в Шанхае. Аналогичным образом доказательство ее государственной измены обнаружили в пропагандистском фильме «Закат в Маньчжурии», основанном якобы на этой книге и поставленном великим кинорежиссером Кэндзи Мидзогути с Ри Коран в главной роли. Такой фильм действительно существовал, но в главной роли там снималась не Ри Коран, и он не был основан на «Красавице в мужском костюме», да и вообще к жизни Ёсико не имел никакого отношения. Фильм был дешевой агиткой, выпущенной в честь основания Маньчжоу-го. Но если не считать этих промахов, предъявление художественных произведений в качестве доказательств само по себе нарушало все стандарты. Запутавшись в собственных мифах, Ёсико обрекла себя на гибель.
Одну легенду она безусловно пропагандировала – строительство рая в Маньчжоу-го. Крах этого столь любимого японцами предприятия символизировал конец Масахико Амакасу, офицера Квантунской армии, который отвечал за пропаганду, безликого убийцы, человека, превратившего Ри Коран в звезду киностудии Маньчжоу-го. На третий день после капитуляции Японии в августе 1945 года он смотрел, как заходит солнце над киностудиями в Синкё. Он рассказывал партнеру о своих попытках «дать мирному народу этой великой земли повод улыбнуться»[170]. Он говорил: «Построенная нами, японцами, Маньчжурия падет, но их улыбки останутся навсегда». На следующий день Амакасу, надев форму Общества расовой гармонии, удалился в свой кабинет и принял капсулу с цианидом.
Кончина Ёсико была куда страшнее. Она ждала своей участи в одиночестве в тесной камере. На стене висела фотография Ри Коран. Репортеру агентства Associated Press Спенсеру Мусе позволили взять у нее последнее интервью. Он писал: «Она уже не похожа на восточную сирену, использовавшую свои чары, чтобы помогать Японии в войне. В тридцать три
