Коллаборационисты. Три истории о предательстве и выживании во время Второй мировой войны - Иэн Бурума
Керстен утверждает в мемуарах, что высказал Гиммлеру в лицо все, что думал о его омерзительной финансовой операции. Как можно обменивать человеческую жизнь на деньги? Его имя, якобы заявил Керстен Гиммлеру, «будет навеки запятнано в книгах по истории»[175]. Готтлоб Бергер, который в то время формировал новые силы Ваффен-СС на Восточном фронте и с особой жестокостью подавлял восстание в Словакии, по словам Керстена, твердо занял его сторону. Если это и так, то вряд ли из соображений гуманности или брезгливости от того, что они торгуют жизнями людей. Как только словацкое сопротивление против новых депортаций евреев было сломлено, эшелоны с евреями вновь потянулись в Освенцим. Тем не менее, по рассказу Керстена, они с Бергером настояли на своем. Гиммлер отступил.
На самом деле нет. Деньги и правда были заплачены, и 1210 евреев – а не 2700, как ошибочно указывает Керстен в своей книге, – попали в Швейцарию через сельскую местность Чехии и Баварии. Однако сделка сорвалась, потому что сообщения о том, что евреев обменивают на технику для немецкой армии, встревожили американских евреев и возмутили Гитлера, который не только положил конец подобным обменам, но и угрожал уничтожить всех евреев, которые оставались в Германии, и всех немцев, которые помогали евреям бежать. Сделку Эйхмана в Будапеште постигла та же участь: британцы расценили ее как уловку с целью заключить тайное соглашение с западными союзниками и вбить клин между ними и Советским Союзом.
Британцы, кстати, держались подальше от любых тайных сделок с Гиммлером, доверяя все подобные предприятия шведским и еврейским посредникам. К Керстену они относились с огромным подозрением. Сэр Виктор Маллет, британский посол в Швеции, докладывал Министерству иностранных дел, что считает Керстена «нацистом и человеком дурным до мозга костей»[176].
На этом обмен людьми не закончился. Керстен утверждает, что «с того момента я получил средства и связи, позволявшие оказывать реальную помощь евреям»[177]. Тут все правда. В феврале 1945 года Керстен познакомился с очередным делягой – такие периодически появлялись в его профессиональной и общественной жизни, – Оттокаром фон Книримом, главой Дрезденского банка в Стокгольме. Он тоже был пациентом Керстена. После войны его подозревали в причастности к разнообразным нечистоплотным операциям нацистов в интересах богатых шведских промышленников и немецких военных. Поскольку он участвовал в попытках немцев достигнуть выгодного соглашения с союзниками как на Западном, так и на Восточном фронте, неудивительно, что именно он познакомил Керстена с представителем Всемирного еврейского конгресса в Стокгольме Гилелем Шторхом.
Шторх, литовский еврей, бежал в Швецию в 1940 году. Помимо Всемирного еврейского конгресса, он работал также на сионистское Еврейское агентство. Ему удалось спасти нескольких польских и норвежских евреев, которые потом нашли пристанище в Швеции. Эти усилия отнюдь не всеми в Швеции поддерживались; некоторые видные шведские евреи беспокоились, что это вызовет вспышку антисемитизма в их стране. Однако шведское правительство было готово даже на большее.
Главным организатором спасательных операций в Швеции перед окончанием войны был граф Фольке Бернадот. Эдакий аристократ-бойскаут, любитель формы и строевой подготовки, он был президентом шведских скаутов и вице-президентом Шведского Красного Креста. Когда Гиммлер пытался связаться с Уинстоном Черчиллем, чтобы понять, можно ли заключить мир за спиной у Гитлера, он обратился к Бернадоту – но безуспешно. Как бы то ни было, Бернадот сообщил Шторху, что Гиммлер освободил евреев из Терезиенштадта в 1944 году, и предположил, что тот, возможно, готов пойти на новые уступки. Однако, столкнувшись с давлением со стороны норвежских и датских представителей в Швеции, Бернадот сделал своим приоритетом освобождение скандинавов.
Поскольку роли Бернадота и Керстена в переговорах с Гиммлером не ясны, а их соперничество могло иметь роковые последствия, важно отметить, что шведский аристократ впервые встретился с Гиммлером в феврале 1945 года. Гиммлер согласился, чтобы тысячи скандинавских заключенных поместили в лагерь под надзором Красного Креста. Бернадот нашел его на удивление приятным собеседником, он в самом деле казался «любезным… и с удовольствием шутил, чтобы немножко разрядить обстановку»[178].
Этот образ любезного Гиммлера, желающего разрядить атмосферу, вероятно, соответствовал действительности. В отличие от гневного фюрера, готового скорее сгореть дотла, чем пойти на компромисс, особенно если это касалось жизни евреев, Гиммлер готов был сотрудничать, если это могло ему помочь. Как бы то ни было, размышления Керстена, записанные в его дневнике 21 марта 1945 года, что Гиммлер, понимая, что дело нацистов проиграно, возможно, уже не считает себя «обязанным исполнять чудовищную задачу по ликвидации евреев» и теперь «может вернуться к своим прежним идеям»[179] о том, как решить «еврейский вопрос» деликатнее, звучат крайне неправдоподобно. Как и уверенность Керстена, что Брандт и Шелленберг помогали его усилиям по спасению людей, потому что были «преданы благому делу»[180]. Учитывая, какому делу они служили последние примерно десять лет, это маловероятно.
Зная, что Керстен имеет прямой доступ к Гиммлеру, Гилель Шторх жаждал с ним встретиться. Гитлер только что объявил, что все концлагеря взорвут, а всех заключенных убьют, как только к ним приблизятся войска союзников. Поскольку выполнить этот чудовищный приказ предстояло Гиммлеру, необходимо было сделать все, чтобы отговорить его. Керстен пообещал сделать все возможное и вылетел из Стокгольма в Германию в свое загородное имение.
Вероятно, в марте Гиммлер действительно о чем-то договаривался с Керстеном. О чем именно шла речь, что именно было обещано, непонятно. Дневник Керстена был восстановлен после войны. Его французский биограф Жозеф Кессель приводит наиболее драматичную версию событий, подчеркивая, что решающую роль сыграли золотые руки Керстена, когда Гиммлер в очередной раз страдал от невыносимой боли. Гиммлер, пишет Кессель, «развалился на своей металлической кровати, лицо его покраснело, покрылось потом, щеки впали»[181]. Избавив Гиммлера от самой острой боли, массажист спросил, правда ли, что концлагеря взорвут, как только к ним подойдут союзники. Гиммлер подтвердил это. Если Германия погибнет, ее враги погибнут вместе с ней, весьма решительно заявил он.
Тогда Керстен прибегнул к своему привычному приему – подхалимажу. Разумеется, сказал он, великие немецкие вожди прошлого никогда бы так чудовищно не поступили. Гиммлер – величайший германский вождь своего времени, даже более влиятельный, чем сам Гитлер. Прояви он хоть толику сострадания, он навсегда останется в истории славным спасителем 800 тысяч человек.
Дни тянулись в колебаниях, сомнениях и заверениях Гиммлера о том, что он беспомощен перед устрашающей волей Гитлера. Но наконец в присутствии Брандта рейхсфюрер составил документ, в котором обещал не взрывать концлагеря и не эвакуировать их ценой человеческих жизней, а передать в
