Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества - Коллектив авторов

Известный военный ученый Н. Н. Головин утверждал, что Первая мировая война изменила прежний порядок взаимодействия различных родов войск. «Стабилизация» армейского фронта, его превращение в своего рода «крепостную» стену неизбежно, по выражению Н. Н. Головина, «останавливает маневр не только конницы, но и пехоты». Поэтому в условиях, когда «подвижная война кончается и начинается траншейная», эти рода войск оказываются бесполезными в наступлении, единственная задача которого – «прорвать фронт». Между тем в условиях траншейной войны подобный «прорыв требует машин, машин и машин». Н. Н. Головин считал весьма поучительным опыт ведения траншейной войны на западе: «Уже в 1915 году на французском фронте была установлена следующая формула: пехота только занимает очищенное артиллерией»[626].

1917: армия и кризис государственности

Игорь Николаевич Гребенкин

д-р ист. наук, профессор Рязанского государственного университета имени С. А. Есенина

Аннотация. Статья посвящена роли и месту вооруженных сил в условиях кризиса российской государственности, вызванной событиями Первой мировой войны и революции 1917 г. Дана характеристика социального феномена армии военного времени. Рассмотрены факторы и обстоятельства участия армии в политическом процессе, прецеденты и направления политической активности групп военнослужащих, воинских контингентов и учреждений. Предложены выводы о природе и характере социального поведения военных на разных этапах развития революционного процесса в 1917 г.

Ключевые слова: Первая мировая война, революция 1917 г., политический переворот, кризис государственности, армия военного времени, солдатская масса, офицерский корпус, Временное правительство.

Полстолетия буржуазной модернизации второй половины XIX в. изменили облик российского социума и институтов государства. Одна из наиболее масштабных реформ коснулась положения вооруженных сил империи в системе отношений власти и общества. В начале XX в. армия и флот предстали ареной борьбы различных социальных сил и тенденций, а военнослужащие показали себя сознательными выразителями общественных интересов и настроений. Это всецело подтвердили две русские революции, активными участниками которых стали военные, оказывая решающее влияние на расстановку политических сил.

Кризис государственности, охвативший Россию в 1917 г., обнаружил неспособность традиционных политических институтов исполнять миссию и выдвинул на арену политической борьбы новых участников. Одним из них стала армия военного времени, возникшая в результате массовой мобилизации и отличавшаяся от довоенной, кадровой армии составом, структурой и значением в жизни государства. Ее качества и потенциал определялись уровнем культуры и образования наиболее многочисленных групп населения – крестьян и рабочих. За годы мировой войны в армию и на флот призвали около 14 млн мужчин преимущественно в возрасте 20–40 лет, т. е. наиболее активных в трудовом и социальном отношении. К началу революции около 6,5 млн человек находилось в рядах действующей армии на фронте и не менее 2,5 млн проходили подготовку в тылу[627]. Социальный облик солдатской и матросской массы мало отличался от довоенного и более чем на 80 % был представлен выходцами из крестьянской среды. Рост численности офицерства вызвал заметную его демократизацию, которая коснулась, однако, лишь младших офицерских чинов[628].

В высших военных кругах господствующее положение сохранили представители прежней военно-государственной элиты, чье влияние и участие в политической жизни страны неизмеримо возросло. Огромная власть и видное место в системе государственного управления принадлежало созданной для руководства армией на театрах военных действий Ставке Верховного Главнокомандующего. К моменту Февральской революции высшее воинское начальство оказалось втянутым в соперничество политических сил и группировок и поэтому уже не являлось надежной опорой власти в случае внутренних волнений.

В начале 1917 г. настроения армии в основном отвечали тому отношению к войне, которое складывалось в обществе, а именно – непопулярности войны и политического руководства страны. Уже февральско-мартовские события выявили заметную, а в некоторых случаях решающую роль войск и военного командования в политическом перевороте. Если многочисленная действующая армия, находившаяся вдали от главных политических центров, оказалась перед фактом совершившихся перемен, то тыловые части, в первую очередь размещенные в крупных и особенно столичных городах, были их активными участниками. Настроения солдатского контингента запасных частей, состоявших как из новобранцев, так и фронтовиков, вернувшихся в строй после ранений, были далеки от военного энтузиазма, а политическая агитация, которая велась революционными организациями, находила среди солдат отклик, особенно ввиду ее антивоенной направленности. По признанию очевидцев, даже в столице запасные батальоны не могли считаться полноценными воинскими частями и представляли собой «полчища», взрывоопасный материал, продукт затянувшейся войны[629].

Накануне революционных событий в Петрограде власти полагали войска столичного гарнизона своей главной опорой в борьбе с беспорядками. Между тем об их низкой надежности было известно как охранному ведомству, так и командованию, но ни те, ни другие, вероятно, не оценили вполне опасность ситуации[630]. Это подтвердили первые дни восстания в Петрограде, когда не только солдаты, но и казаки крайне неохотно исполняли приказы по противодействию массовым митингам и демонстрациям. Переломным пунктом всей Февральской революции стало начавшееся утром 27 февраля восстание частей гарнизона, определившее окончательный успех переворота в столице. Его триумф олицетворяли шествия воинских частей к Таврическому дворцу 28 февраля – 1 марта, когда полковые колонны, возглавляемые офицерами, двигались в полном порядке, с оркестрами, украшенные революционной символикой. К этому моменту представители войск и военных учреждений Петрограда активно участвовали в работе руководящих органов восстания. В составе революционного штаба, действовавшего при Временном исполкоме Петроградского Совета рабочих депутатов, находились делегаты от восставших полков, а только что образованную Военную комиссию Временного комитета Государственной думы составили офицеры Генерального штаба во главе с депутатом Думы подполковником Б. А. Энгельгардтом[631].

Не оправдались планы властей использовать для укрепления столичного гарнизона надежные фронтовые контингенты. «Надежность» войск, понимаемая как подчинение начальникам и дисциплинированность в условиях фронта, не означала их готовности к исполнению полицейских и карательных функций в тылу. Выделяемые с фронтов части, достигавшие предместий Петрограда, входили в соприкосновение с населением и войсками гарнизона и очень быстро заявляли о солидарности с восставшим народом[632]. В российской провинции, где события переворота не носили столь драматичного характера, как в крупных центрах, воинские части и учреждения склонны были занимать выжидательную позицию, но немедленно подчинились Временному правительству, как только стали определяться итоги внутреннего противостояния[633].

Не менее важной стороной участия вооруженных сил в Февральской революции следует считать ту определяющую роль, которую сыграло в перевороте высшее командование действующей армии. Ставка Верховного Главнокомандующего в лице ее наиболее влиятельного руководителя, начальника штаба Ставки генерала М. В. Алексеева отказалась от поддержки монарха, найдя точки взаимопонимания с думской оппозицией, и показала себя как самостоятельная сила, способная вести собственную политическую