ИГОРЬ ВЕЩИЙ. Чертежи для княжества - Алексей Рассказов

— Ты… ты возомнил о себе! — зашипел он, теряя почву под ногами.

— Я стал полезным, — поправил его Ратибор и снова посмотрел на отца. — Я учусь. Не только ремеслу. Я учусь видеть суть. И решать проблему, а не кричать о ней. Ты, отец, всегда говорил, что ценишь в людях умение делать дело. Вот я и делаю.

Мирослав, наконец, пошевелился. Его суровое лицо дрогнуло. Он видел, как изменился его старший сын. Из запуганного пария он превращался в мужчину, который смотрит в глаза и говорит весомо.

— Иди, — хрипло бросил кузнец, отводя вздернутого Святослава в сторону. — Неси свои стрелы.

Ратибор молча кивнул и прошел мимо. Его спина была прямой, а шаг — твердым. Он не оглядывался. Враждебная улица стала просто дорогой, которую нужно пройти.

А в тени ворот, прислонившись к частоколу, стоял Игорь. Он пришел встретить Ратибора, встревоженный задержкой, и стал невольным зрителем всей сцены.

Он не вмешался. Он наблюдал. Видел, как Ратибор борется со старым страхом, как ищет в памяти заученные уроки. И как находит нужные слова — не унижающие, но ставящие на место. Не сила, а авторитет.

Игорь смотрел на удаляющуюся спину ученика, и в его обычно холодных, аналитичных глазах вспыхнуло теплое, почти отцовское чувство. Не просто удовлетворение от удачного вложения знаний. Нечто большее.

*«Вырос, — пронеслось в голове. — Не просто ученик. Правая рука. Человек, на которого можно положиться. Почти… друг».*

Он молча развернулся и легкой рысью пошел догонять Ратибора. Они возвращались к дефиле, к грядущей битве, и Игорь впервые за долгое время почувствовал, что он в этом жестоком мире IX века — не один. У него есть соратник. И это стоило куда больше, чем любое знание.

*** *** ***

Рассвет застал Игоря на вершине самого высокого холма, того самого, с которого он когда-то впервые увидел Гнездо. Небо на востоке было цвета холодной стали, прорезанной багровыми шрамами. Воздух, промытый ночной прохладой, обжигал легкие, пах хвоей, влажной глиной и страхом. Страх был повсюду — он висел незримым туманом над долиной, впитывался в одежду, сковывал движения спящих у костров воинов.

Игорь стоял, вглядываясь в южную дымку, и медленно, с чисто инженерной скрупулезностью, обходил взглядом последние приготовления. Его движения были выверенными, почти механическими — так инженер проводит финальный осмотр сложнейшего объекта перед сдачей в эксплуатацию. Вот только объектом этим была смерть. Его смерть. Смерть этих людей. Или врагов.

*«Все на своих местах, — мысленно прокручивал он отработанный чек-лист. — Ров замаскирован свежесрезанным дерном. Колья вбиты под расчетным углом, чтобы не просто остановить, а поднять всадника из седла. Брустверы для лучников выдержат первый натиск стрел. Частокол в дефиле — не сплошной, как упрямо хотели местные, а прерывистый, чтобы заманить их в коридоры смерти… Все по чертежу. Должно сработать. Должно».*

Он спустился вниз, в теснину, где воздух был гуще и холоднее. Его сапоги утопали в рыхлой, взрытой заступами земле, словно в свежей могиле. Он намеренно замедлил шаг, проводя ладонью по шершавой, холодной поверхности одного из кольев. Простое заостренное бревно. Бездушный кусок дерева. А завтра, возможно, оно будет обагрено чьей-то горячей кровью, станет орудием агонии. От этой мысли по спине пробежала ледяная мурашка.

Страх был. Тяжелый, холодный комок внизу живота, сжимающий горло. Он не был воином. Он был человеком из другого мира, где конфликты решались в кабинетах и на биржах. Последняя и единственная драка в его жизни — та, короткая и грязная схватка в лесу — оставила после себя не гордость, а лишь тошнотворное воспоминание и ссадины, которые заживали неделями. Здесь же, сейчас, все было иного масштаба. Это была преднамеренность. Он не просто участвовал — он спроектировал это. Он был архитектором предстоящей бойни, главным конструктором скотобойни.

Но странным образом, именно эта мысль и заглушала животный страх. Сквозь ужас пробивался азарт инженера, видящего свой самый сложный, самый опасный и самый гениальный проект. *«Сработает ли теория на практике? Выдержит ли сухая математика расчета живую, яростную, непредсказуемую нагрузку?»* Это был самый строгий и страшный экзамен в его жизни. И от результата зависели не абстрактные баллы в зачетке, а сотни реальных, дышащих жизней, в том числе и его собственная.

Он дошел до самого узкого места дефиле, за последней линией кольев, где в тени скал ждала главная ударная сила — дружина Хергрира. Варяги не спали. Они сидели на корточках или стояли, прислонившись к скалам. Кто-то с гипнотической сосредоточенностью точил лезвие своего топора, выводя монотонный, зловещий скрежет. Кто-то, закрыв глаза, шептал молитвы своим суровым богам — Одину, Тору, Фрейру. Большинство же просто молча смотрели в пустоту, копя в себе ярость, сохраняя силы. Они не были тихими от страха — они были тихими от сосредоточенности, как тигр, припавший к земле перед прыжком. От них исходила почти физическая волна готовности к насилию, сконцентрированная и направленная в одну точку.

Хергрир стоял чуть в стороне, прислонившись к шершавому стволу старой сосны, и смотрел на юг, словно пытался разглядеть врага сквозь километры лесов и холмов. Он заметил Игоря и коротким, резким кивком подозвал его.

— Ну что, ведающий? — его голос был низким и спокойным, но Игорь уловил в нем легкое напряжение, словно стальную пружину, сжатую до предела и готовую в любой миг распрямиться со смертоносной силой. — Все твои хитрости, все эти твои числа и углы, на месте?

— Все, — коротко и сухо ответил Игорь, чувствуя, как его собственный голос звучит чужим. — Теперь все зависит только от одного. Поведутся ли они на приманку. Поверят ли в нашу слабость.

Хергрир усмехнулся одним уголком рта, обнажив крепкие, желтоватые зубы. Улыбка была хищной и безрадостной.

— Поведутся. Я их знаю, этих степных псов. Для них мы — грязь под копытами их коней, дикари, не стоящие одного их взгляда. Они не станут размышлять, почему маленький, жалкий отряд стоит так глупо и открыто. Они не станут искать ловушку. Их гордыня велит им просто сомнуть его, растоптать, чтобы не тратить драгоценное время. — Он помолчал, его бледно-голубые глаза изучающе впились в лицо Игоря, выискивая слабину. — А ты… ты не похож на человека, который видел много сеч. В твоих глазах нет отпечатка смерти.

— Я видел другие битвы, — уклончиво, но твердо ответил Игорь, встречая его взгляд. — С огнем, который плавит сталь, с давлением, которое крушит горы, и с цифрами, где одна ошибка в расчетах стоит десятков,