Нефритовый шар - Дэвид Росс
Однако повернуть назад он уже не мог. Оставалось только идти дальше.
Ночью было почти так же плохо, как днём. Когда солнце заходило, становилось намного холоднее. Он пытался спать, но холод пробирался под одежду и не давал уснуть. От него путались мысли, он заставлял Шань У жалеть себя – и ещё больше злиться.
На восходе третьего дня путешествия без Тянь Ланя, после ещё одной холодной ночи, он проснулся от собственной дрожи. Он заставил глаза открыться и увидел, что над ним стоит человек в белой одежде. Он был закутан с ног до головы, оставив себе лишь небольшую щёлочку для глаз. Рядом с ним стоял верблюд, и с земли казалось, что он возвышается, словно башня.
Шань У попытался что-то сказать, но с губ сорвался только слабый шелест, похожий на ветер в дюнах.
Незнакомец склонился над ним и помог сесть. Лишь выпрямившись, Шань У заметил, что незнакомец на самом деле не один: неподалёку виднелось не меньше дюжины всадников. Все были одеты похоже, в свободные плащи. На поясах висели длинные изогнутые мечи. Головы были обмотаны шарфами, так что лиц видно не было – только глаза. Все они ехали на верблюдах, сидя на красных покрывалах со множеством кисточек; ярко раскрашенные кисточки украшали и головы верблюдов. Некоторые верблюды были навьючены большими мешками, но всех связывала слабо натянутая верёвка, образуя караван.
Человек, стоящий перед ним, сдёрнул с лица шарф и что-то сказал; Шань У знал эти слова, но не понимал. Незнакомец приложил ко рту Шань У кожаный бурдюк. Вода была такой вкусной, что Шань У показалось, словно он пьёт её впервые в жизни. Ему позволили сделать несколько глотков, затем отняли бурдюк от губ. Незнакомец снова заговорил. На этот раз Шань У разобрал кое-что из его слов.
– Куда ты идёшь? – спросил он.
– В следующую деревню, – ответил Шань У.
– Следующая деревня – в четырёх днях пути на верблюде, – сказал незнакомец.
– В какую сторону?
Незнакомец показал на запад, в сторону горизонта.
– Ты не дойдёшь пешком. Ты умрёшь.
Шань У посмотрел на горизонт. В волнах тёплого воздуха, поднимающегося с пустыни, казалось, словно сам песок волнуется, точно быстрая река. Один из караванщиков что-то крикнул и показал вверх, на солнце.
– Пойдём. Ты поедешь на одном из верблюдов, которых мы собираемся продать, – сказал незнакомец и поднял Шань У на ноги. – Меня зовут Ахмед. А тебя?
– Шань У.
Ахмед посмотрел на обожжённое солнцем лицо Шань У, на его истрёпанную одежду.
– Что ж, пойдём в Хотан вместе.
Глава 35
Шань У мало что помнил о путешествии в Хотан. Потерявшийся в огромной пустоте внутри себя, он почти не замечал течения времени. Верблюд, на котором он ехал, покачивался в гипнотическом ритме, который отправил его в бездну, где его не могли достать ни свет, ни жара пустыни. Наконец караван остановился на ночёвку в маленькой запылённой деревушке – хотя Шань У показалось, словно он вообще не двигался.
В ту ночь Шань У проснулся, вздрогнув. Он оглядел комнатку, в которой лежал, – тесную, ничем не украшенную каморку рядом с конюшней. На полу, завернувшись в плащи и держа рядом с собой мечи, спали караванщики; несколько из них громко храпели.
Шань У прислушался. Что-то разбудило его. Но что? Он попытался понять причину. Он лежал, едва дыша, и в нём росла уверенность: его призвали. Его точно звал бессловесный голос, которого он не слышал. Стараясь никого не разбудить, Шань У встал и вышел из комнаты во двор.
Снаружи его поприветствовали только звёзды и горбатая луна. Вдалеке звонил храмовый колокол. Звук разнёсся по ночному небу, потом смолк. Но вот в голове Шань У звон становился всё громче и громче, казалось, что его голова вот-вот лопнет. Он словно открыл рот под водой, и его душа хлынула обратно в тело. Возвращались воспоминания, а вместе с ними и чувство собственного «Я» – воспоминания о деревне, об отце и матери, о младшем брате, о похоронах Гун Лю.
Он вспомнил тёплые объятия матери, сладкий запах горшка с рисом, липкую рисовую кашу, которую соскребал с донышка. Снова услышал голос отца – так ясно, словно тот стоял совсем рядом. А ещё рядом был Шань То – и он улыбался. Шань У страшно хотелось вернуться к семье, снова по вечерам обниматься у огня, смотреть, как они едят, слушать их счастливые разговоры.
Но эта картина постепенно растворилась, и ей на смену пришло чувство пустоты – но не покоя, а той неподвижности, которая наступает, когда земля затаивает дыхание и ждёт начала бури. Затишье, в котором собирались огромные невидимые – и пока неосязаемые – силы. А буря росла в нём самом. Воспоминания и вопросы носились под ливнем слов и картинок в голове: татуировка отца, подручные Баоцзюня, опустевшая деревня.
Почему у него забрали семью? Почему? Почему? Почему? Вопросов было всё больше, и с каждым новым вскипал гнев, снося всё на своём пути. Судьба не принесла Шань У ничего, кроме страданий, смерти, утраты и предательства… Да, предательства. Вот как он себя чувствовал. Преданным судьбой. Его сердце колотилось, кулаки сжались.
Но… тут он увидел строгое лицо Тянь Ланя, его добрые глаза, щедрые поступки. Разве не судьба свела их вместе? Разве не судьба через Тянь Ланя предложила ему другой путь?
На рассвете, впервые с тех пор, как он сбежал от Тянь Ланя, Шань У вошёл в запредельный мир, чтобы найти его. Он говорил себе, что не будет этого делать, не будет пробовать с ним связаться. Но его тело лучше его знало свои глубинные желания. Оно разбудило его за несколько мгновений до того, как первые лучи солнца появились над горизонтом, и Шань У, исполняя его волю, тут же вошёл в другой мир.
Сначала ему показалось, что его мир стал ещё темнее, но потом он понял, что находится в плохо освещённой комнате. Рядом с единственной постелью, в которой кто-то лежал без движения, дымно горела свеча. В комнату вошла старуха. Шань У узнал её: та самая старуха из деревни, которая дала им еду и ночлег. Он вспомнил, какой заботливой она была, как щедро предлагала им последнее, что у неё осталось. Конечно, это был запредельный мир, так что она не заметила Шань У – и не могла заметить. Она несла поднос с миской жидкого супа, рядом на маленькой тарелке лежал рисовый шарик. Она поставила поднос на низкий столик рядом с человеком, лежащим под одеялом.
– Почтенному гостю лучше? – спросила она.
Шань