Три года взаймы (СИ) - Акулова Мария

Чтобы настроиться на совсем другой разговор — взрослый и трезвый, я занимаю себя приготовлением не нужного ни ему, ни уже мне ужина. Это тоже можно было бы спутать с воскресным семейным ритуалом, но… Отныне я запрещаю себе что-то с чем-то путать. Придумывать. Фантазировать. Облегчать реальность незнанием.

Это заканчивается огромной болью. Это мне не надо. Пора заканчивать с наивностью и экстерном расти.

Когда ужин готов — зову Андрея. Он не отмахивается.

По глазам читаю — даже не злится. Но всё еще ждет. Иначе уехал бы.

Пока едим — столовая заполняется только звоном приборов. У меня сегодня получилось очень вкусно, но даже на комплименты напрашиваться не хочется. Как и трещать о ребенке.

— Ты нормально себя чувствуешь? — Его голос часто служил для меня залогом спокойствия. Сейчас он тоже звучит низко и уверено.

В идеальном мире я всё же хотела бы такого мужа, как Андрей, наверное. Но наш мир совсем не идеален.

Слышу:

— Извини. За всё.

И понимая, что откладывать бессмысленно. Я чуть сильнее сжимаю вилку с ножом и откладываю их. Поднимаю взгляд на мужское лицо.

Раньше мне казалось, что стол для нас слишком большой. Мы слишком друг от друга за ним далеки. Даже тепло не долетает. Теперь я понимаю, что дело не в столе.

— Я тоже хотела извиниться. Я наговорила много ужасного. Мне стыдно.

— Всё нормально, Лена. Я не хотел делать тебе плохо. И не хочу. Я не ровняю тебя с бывшей женой.

— Но хочешь, чтобы я сделала тест.

Андрей прикрывает глаза и кивает.

— Анализ крови — это безболезненно. И я обещаю, что мне этого будет достаточно.

Теперь киваю уже я, задерживая взгляд на столе.

Лена Шамли должна согласиться. Я это понимаю. Ей нечего прятать. Она забеременела от Андрея Темирова.

А ещё ей некуда идти и не на кого надеяться.

Но я день пыталась принять эту реальность. И не могу.

Я чувствую, что это меня ломает, как человека и как мать. Я не хочу потом помнить это всю жизнь.

Вернувшись к глазам Андрея, я тихо отвечаю:

— Мы сделаем ДНК-тест после родов. Сейчас — нет. Ты очень мне помог. Спасибо тебе огромное. Если я в свою очередь помогла тебе — я рада. Но я отказываюсь. Я не хочу волноваться. Не хочу сомневаться. Если ты хочешь определять, что сейчас этот ребенок только мой…

— Лена…

Мотаю головой, прося не перебивать.

— Я на это согласна, Андрей. Если надо — я уеду. Подпишу договор о неразглашении. Отказ от имущества. Не знаю, что нужно подписать. Ты скажи. Я правда очень благодарна тебе за помощь в самое сложное время. Ты проявил даже больше добра, чем я думала. Я без тебя не справилась бы тогда. Сейчас уже иначе. Я успокоилась. Приняла происходящее. У меня будет ребенок. Я уже есть у него. Только деньги… Если ты можешь мне их одолжить, я буду очень тебе благодарна. И я буду молчать. Скажем, что у меня развилась астма из-за перемены климата. Если ты еще не вернул деньги за ту квартиру — я пожила бы до родов там. После родов мы всё решим. Но пока… — Я хотела звучать трезво и внятно, но горло сжимается. Прокашливаюсь, но вернуть голосу тот же тон не могу. Он ломается. И внутри тоже ломается. Я смотрю Андрею в глаза и стараюсь немного даже улыбаться. Я очень надеюсь на его понимание. — Дело не во мне. Хотя для меня это тоже ужасно. Но он просто сейчас совсем беззащитный. И я вряд ли буду для него идеальной мамой, но я росла без родителей и знаю, как ребенку важно, чтобы его было, кому защитить. Его никто не имеет права касаться без моего разрешения. — Повторяю его же слова, которые для меня стали судьбоносными. Андрей их узнает. — Я буду его защищать. Даже от тебя.

Это не угроза, я правда сейчас чувствую так. Я никогда в жизни не запрещу Андрею видеться с сыном. Я мечтаю, чтобы потом у них всё получилось. Но мы с ребенком — тоже люди. И наши страхи ничуть не менее важные, чем его. Наши чувства такие же значимые.

Мне кажется, я рожу — он сам всё увидит. Я почему-то уверена, что сын будет похож на отца. А даже если нет… Там мы будем уже равными.

В гостиной тихо. Только свечи, которые я не забыла зажечь, потрескивают.

Ответа вряд ли есть смысл ждать.

Ужин закончен.

Я встаю со своего места и прежде, чем убрать посуду, впервые направляюсь к мужу.

Склонившись, касаюсь губами щеки, чтобы не думал, что обижена или зла.

Нет. Просто… Вот так.

Еду кончиком носа по скуле, зачем-то оживляя ненужные сейчас никому из нас воспоминания.

Что бы ни было с нами дальше, нашего ребенка мы зачали, когда были счастливы. Очень-очень счастливы. И порознь, и вдвоем.

— Я приму любое твое решение. Съеду, когда скажешь. Спасибо за всё, что сделал.

Трогаю ладонью волосы на мужском затылке, касаюсь щеки ещё раз и выравниваюсь.

Глава 9

Андрей

Певи. Чка.

Ты мне все планы на жизнь переебала, знаешь, Лен?

Только и я же тебе тоже всю жизнь переебал.

Между нами с Леной Шамли всё было просто и именно в этом — прекрасно.

Мы были свободны и счастливы: и порознь, и вдвоем.

Каждый сорвал с шеи свой строгач и достиг своего успеха. А потом нам неожиданно и сильно одним и тем же дало по головам.

Сложись наша с Леной история иначе, я не ручаюсь, что до сих пор держали бы контакт. Но случайная беременность связала двух абсолютно посторонних и по-разному, но одинаково психологически не готовых к этому людей.

Допускал ли я, что она меня наебывает? Да.

Даже в первую ночь я не мог на сто процентов быть уверен, что утром в номер не явится весь кагал греческих старост, чтобы трясти простынями и меня обвинять.

Но это же не тормознуло, правда, Дрюх?

И дальше я себя тоже ни в чем не тормозил.

Лена абсолютно права: наша вина поделена поровну независимо от того, кто, когда, к кому, зачем пришел и приехал. Первый. Второй. Третий. Похуй и всё. Был бы пятый, десятый, двадцать второй и счет, кого к кому больше тянет, мы не вели бы.

Только я и не хотел перекладывать на нее вину. Я на себя ответственность взял вполне осознанно. И да. Даже с учетом того, что ребенок может быть не моим.

Сложно прожить такую жизнь, как прожил я, и вообще не думать, что между нами — всего четыре ночи и лента по прямому назначению использованных презервативов.

У нее там — новая полная впечатлений жизнь, о которой я толком ни черта не знаю. Зато я знаю, что и сам когда-то в семнадцать вырвался на свободу и не мог ею надышаться. И сексом тоже. Он поначалу так вставляет!

Я не осудил бы молодую девочку, которая просто начала полноценно жить, даже если не только со мной. Мы друг другу верность не обещали. Я понятия не имею, чем Лена дышала между нашими встречами. С кем общалась. Может влюблялась уже — на неделю, две или месяц. А может нет. Может правда ждала меня.

Я не знаю.

Я Лену почти не знаю. Только с хорошей стороны, но почти, блядь, нет.

Я верю ей на девяносто процентов, но оставшиеся десять шатают. То сильнее, то меньше. В зависимости от того, как сильно она ждет от меня отцовских чувств.

Свои решения о браке я принимал быстро и довольно хладнокровно. Не только из-за заботы о ней. Но даже если просто забоялась сказать правду, на аборт её не потащил бы. Двадцатилетку, честно? Ничего плохого она мне не сделала, как ей потом с этим жить? Да и даже если допустить, что ребенок не мой, какая, нахуй, разница? Помочь — не сломаюсь. Бросить я её не смог бы.

Про отеческие чувства заливать, когда трахнул её во всех позах, в которых успел, было бы абсолютным извращением. Я и не заливаю. Но договорились мы с ней о совершенно новом для нас формате партнерства.

И это партнерство настолько важно, что сломать его нельзя.

Я отлично помню, как Ленка испугалась и рыдала над тестами. Гадко было, но даже тогда во мне закрадывались сомнения: а играть так можно?