Сладкое Рождество - Кэрри Лейтон
– Я не сделаю тебе ничего плохого.
В ответ – тишина. Дерек стягивает свитер и остается в одной футболке. Мальчик с недоумением смотрит на него. Дерек берет футболку за край и снимает ее тоже. Сжав ткань в руках, поворачивается спиной, голый по пояс, чтобы ребенок смог увидеть ужасные шрамы на его коже.
Это непросто – показывать их кому-то. Заставляет чувствовать себя уязвимым. Последним человеком, которому он позволил увидеть шрамы и прикоснуться к ним, стала Сиа.
Дерек поворачивает голову и через плечо смотрит на мальчика.
– Это сделал мой отец, знаешь? Мне было примерно столько же лет, сколько тебе… Он меня не особо любил, вот и наказывал так.
Мальчик расправляет плечи и щурится. Прежде он ни у кого такого не видел. Теперь он чувствует себя менее одиноким, менее странным, менее отличающимся от остальных. Он глотает слюну, вставшую комом в горле. Ему хочется дотронуться до шрамов, но из-за страха он не решается.
Дерек подходит к стиральной машине и садится спиной к мальчику.
– Можешь потрогать, если хочешь, – подбадривает он.
Этот жест уносит страх, из-за которого ребенок сидит в тесной стиральной машине. Он тянется к дверце, широко ее распахивает, затем проводит пальцами по обнаженной спине Дерека. Легким прикосновением обводит контуры шрамов.
– Видишь? Они уже не болят. Хотя это часть меня, не они определяют, какой я человек, – говорит Дерек.
Он поворачивается к ребенку, встречается с ним взглядом и понимает, что мальчик больше не боится его. Теперь в его глазах лишь жадное любопытство, которое соседствует с тревогой и стыдом.
Он протягивает открытую ладонь и ласково улыбается.
– Меня зовут Дерек.
Ребенок несколько секунд смотрит на руку. И задается вопросом, почему этот мужчина с глазами цвета неба решил быть добрым. Он не чувствует страха или желания сбежать. Может, потому, что это единственный взрослый с такими же шрамами, как на его собственных руках. Он стыдится их, ведь каждую секунду они напоминают, что он не такой, как другие дети.
Наконец мальчик тоже протягивает руку и чувствует крепкое пожатие теплой ладони. Дерек гладит его по волосам, и ребенка охватывает чувство, которого он никогда прежде не испытывал.
– Почему бы тебе не подумать, какое имя тебе нравится? Чтобы другие смогли запомнить тебя навсегда. Знаешь, ты единственный ребенок, у которого есть возможность выбрать, как его будут звать, – говорит Дерек.
Его улыбка, мягкий голос и шрамы, придающие уязвимость, заполняют пустоту, которая разрывала душу ребенка и лишала его голоса.
Теперь, увидев, что кто-то смог пережить подобное и стать взрослым, он ощутил искру надежды. Крошечный луч света в той темноте, в которой он блуждал. В которой запирал себя сам.
– Спасибо, – шепчет он едва слышно.
* * *
– …сказка, шепотом рассказанная в стенах приюта, – тихо говорит Изабелла, улыбаясь сквозь слезы.
От рассказа про мальчика из сахарной ваты у нее каждый раз бегут мурашки, и эмоции накрывают с головой. Уставившись в пустоту, она сжимает кулон в виде крыльев. Вспоминать о нем стало привычкой, но, несмотря на это, погружаясь в вихрь переживаний и потом возвращаясь в реальность, она чувствует себя опустошенной.
Изабелла рассказывает о нем детям – это их любимая сказка. Для нее же это способ сохранить его образ в памяти, ощущать его присутствие. Она отдала бы все, чтобы прикоснуться к нему, вдохнуть его запах, увидеть, как он улыбается и на его щеках появляются ямочки.
– Как его звали? – спрашивает Сиа.
До сих пор она слушала Изабеллу молча. Такая трогательная и трагичная история любви подобна жестокой войне. Следы остаются на века даже после ее окончания. Это такая история, что, сколько бы времени ни прошло, никто не сможет ее забыть.
Губы Изабеллы растягиваются в улыбке. Она озаряет лицо ярким светом, контрастирующим со слезами в ее глазах.
– Кинан. – Голос Изабеллы дрожит от переполняющих ее чувств.
Если раньше Сиа не могла прочитать проклятие Изабеллы, то теперь видит в ней искру. Такую яркую, что она освещает всю комнату. И эта искра живет внутри одного-единственного существа в мире.
Феникса.
Прежде Сиа ничего не могла уловить в Изабелле. Словно перед ней было просто тело, которое механически выполняло движения. Она не могла прочитать ее душу, потому что пламя феникса скрывалось за сдержанным видом и вежливой улыбкой. Но стоило Изабелле вспомнить прошлое, и огонь снова загорелся в ее глазах.
– Тебе стоит чаще говорить о нем, – замечает Сиа, внимательно изучая черты Изабеллы, все еще под впечатлением от истории. Она никогда не встречала феникса и теперь ощущает себя, будто во сне. Но в этом фениксе есть что-то потухшее, почти темное.
– Да… – бормочет Изабелла. – Но каждый раз, заканчивая рассказ, я чувствую себя такой… – ее голос срывается, – одинокой.
Сиа понимает, о какой боли говорит Изабелла. Она чувствует то же самое, когда вспоминает своего верного рыцаря, который годами оберегал и защищал ее.
– Все думают, что, когда теряешь кого-то, самое трудное – это тот самый день или месяц после. На самом деле худшее наступает через десять лет, когда воспоминания превращаются в острые шипы. Ты пытаешься избежать их, но не можешь, и они ранят тебя снова и снова.
– Это единственный способ услышать их голос, почувствовать их запах и вновь увидеть их улыбку, – шепчет Изабелла, вытирая слезы ладонью. На душе становится легче. Она никогда бы не подумала, что разговор с темноволосой незнакомкой принесет ей облегчение. – Как звали твоего?
Сиа улыбается.
– Том, – выдыхает она. – Он был рыцарем. Пожертвовал собой ради меня, и теперь я каждый день спрашиваю себя, правильно ли он поступил.
Обеих терзает чувство вины, и они не знают, как с этим справиться. Каждая пережила утрату – разную, но в то же время похожую, навсегда оставившую рану в сердце. Сидя на старом ковре в этот холодный снежный день, две души, прошедшие разные пути, встретились в своем одиноком горе, чтобы поделиться воспоминаниями. Сквозь слезы и ностальгические улыбки они воскрешают образы прошлого и вспоминают пережитое. Той ночью звезды в небе сияют ярко, а Сиа и Изабелла рассказывают друг другу о Томе и могиле отца, о Кинане и мороженом с фисташками.
Они даже не подозревают, что кто-то слушает их слова и видит, как они растут. Один – веснушчатый юноша с рыжими волосами,