Лавка запретных книг - Марк Леви
Она причесалась, мельком глянула на себя в зеркало и спустилась вниз. Окна ласково орошал мелкий дождик. Спокойствие, которым был охвачен дом, наводило на нее тоску. Пять лет отсутствия не смогли излечить ее от воспоминаний.
Анна надела плащ и вышла в заднюю дверь. Весь сад, до самых железнодорожных путей внизу, зарос высокой травой. Она подошла к сараю, притулившемуся к заборчику между ее и соседским участком, и обнаружила, что дверь никак не открывается. Дождавшись, пока мимо загрохочет поезд, она ударила каблуком туда, где распухла древесина, и сумела отбить дверь от наличника.
Достала из сарая грабли, старую ручную газонокосилку и заросший паутиной рулон мешковины, смахивающий на мумию. После этого, опустившись на колени, засунула в отверстие руку и нащупала то, что искала: кожаный чехол с ремешком, в таких повара хранят ножи.
В ее чехле хранились не ножи, а пипетка и два стеклянных пузырька с буроватой жидкостью. Вдали от дома она часто спрашивала себя перед сном, зачем все это сохранила, не свидетельствует ли это о чувстве вины, об угрызениях совести. Теперь она уже не испытывала ни вины, ни угрызений, наоборот. Никогда больше ей не быть жертвой, а мир без комиссара Жабера стал даже лучше.
Анна опять затянула чехол, вернула его на место и задвинула дверь сарая. После этого спокойно зашагала вдоль рельсов к вокзалу. Через час она сошла с поезда и влилась в городскую суету. Ее целью было посещение нотариуса.
____________________
Великолепие здания поддерживали с трудом, ценой заметной экономии. В коридоре ее поджидал тошнотворный запах дешевой мастики. Лифт не работал, она пешком поднялась на третий этаж и при слабом свете нашла кнопку звонка. Встретивший ее молодой клерк пригласил в кабинет.
Все стороны расселись вокруг стола посреди комнаты: Анна в черном плаще, с аккуратно заколотыми волосами, продавец – сильно полысевший мужчина с густыми бровями, нотариус в сером, одного цвета с лицом, костюме, и клерк с усами, как у молодого английского лорда из прошлого столетия. Продавец доставал из кармана платок и промокал себе лоб каждый раз, когда клерк переворачивал очередную страницу акта уступки, который он громко зачитывал.
Анна подписала чек, продавец – акт, нотариус поставил печать и поздравил обоих. Недвижимость, которую она приобрела под ресторан, находилась в плачевном состоянии, но за ту цену, которую она уплатила, вряд ли можно было рассчитывать на что-то получше. Уже год она следила за объявлениями в специальной газете, которую получала с курьером через неделю после публикации, надеясь реализовать свой проект. Фотографии, которые ей в конце концов прислали, оттолкнули бы любого покупателя, кроме нее, наметившей потратить на эту покупку половину своих сбережений; вторая половина пошла бы на ремонт и зарплату крайне немногочисленному персоналу в ожидании прибылей, которые гарантировали бы ей некоторую автономию.
Только что вернувшись после долгого отсутствия, Анна шагала под мелким дождем, совершенно счастливая. Если все пойдет хорошо, через два-три месяца она откроет собственный ресторан.
11
«Тринадцать причин»
В один из понедельников Митч открыл в десять утра свой магазин с чувством, что с бедами наконец-то покончено. Но это чувство прожило недолго. Первые клиенты – пара, направлявшаяся на вокзал, – появились только через два часа.
На мужчине, разменявшем пятый десяток, был элегантный коричневый костюм. Он не отходил от витрины и то и дело поглядывал на улицу. На женщине были черные брюки и блузка, большие квадратные очки, закрывавшие половину лица. Она подошла к прилавку и попросила чуть слышно «Тринадцать причин». С робкой вежливостью она объяснила, что пытается найти общий язык с дочерью, у которой трудный возраст. Митч помнил этот роман Джея Эшера, появление которого наделало шуму. Там рассказывалось о девушке, которая незадолго до самоубийства раздала своим близким аудиокассеты с объяснением, какую роль каждый из них сыграл в ее решении уйти из жизни. Митч не сомневался, что книга с таким сюжетом запрещена. Для очистки совести он выдвинул ящик, справился со своим старым списком и попросил извинения: эта книга не продается. Покупательница смотрела на него с недоумением.
– Странно, я видела вчера эту книгу у администраторши гостиницы, где мы остановились, она рассказала мне о ней и посоветовала прочесть.
Митч выслушал новость молча, гадая, не была ли эта администраторша в числе студентов, посещавших его подпольные собрания. Он уже дул на воду и подозревал в этой супружеской паре контролеров государственной безопасности.
– Не утверждаю, что она не могла где-нибудь ее раскопать, но от этого у меня не появляется возможность вам ее продать.
– Почему это? – возмутилась женщина. – Вам не понравилась моя внешность?
– Что вы, нет конечно, дело совсем в другом, – пролепетал он.
Женщина смотрела на него с унылым видом человека с ограниченным выбором реакций. Мужчина, морщась, шагнул к прилавку и хватил по нему кулаком.
– Послушайте, раз у вас нет этой книги, так бы сразу и сказали. Я бы с радостью купил ее где-нибудь еще, но у нас меньше чем через час отходит поезд, книга нужна нам позарез. Я готов заплатить вам за нее втрое, годится? – Он уже доставал из кармана крупную купюру.
Митч застыл в смущении и в нерешительности, глядя то на них обоих, то на деньги. Все это за милю пахло западней. То, что два контролера ставят на него силки прямо в день открытия магазина, вызвало у него приступ холодной ярости.
– Вынужден вам отказать, – молвил он ледяным тоном. – Знаю я таких, как вы. Уходите и не возвращайтесь.
Женщина гневно расправила плечи, справилась с дрожью челюсти и приготовилась уничтожить Митча словесно, но муж крепко взял ее за руку.
– Не нервничай, что толку, нам попался кретин из прежних времен. – И он потащил ее к двери.
____________________
Пошло два часа, а неприятный осадок от инцидента никуда не делся. После подозрительной пары других покупателей не было, поэтому Митч решил проветриться. Выйдя из тюрьмы, он жил между своей квартирой и магазином, который пытался оживить. Теперь пришло время восстановить связь с внешним миром.
В обеденное время он зашел в кафе, с удивлением обнаружил там не только Le Phare, но и еще одну газету, еще больше его поразило то, что его соседи открыто спорят об идущих реформах.
