Книга 2. Война и мир Сталина, 1939–1953. Часть 2. «О дивный новый мир…», 1945–1953 - Андрей Константинович Сорокин

вождя оставшийся в Москве на хозяйстве Вышинский, — но такой отказ может быть плохо воспринят президентом Трумэном. Он может обидеться, подумать, что если бы тов. Жуков был приглашен Рузвельтом, мы, вероятно, не отклонили бы приглашения, а приглашение Трумэна отклоняем потому, что с ним мало считаемся. Тов. Сталин высказался в том смысле, что, может быть, следовало бы принять приглашение…»[34]

Начнется сессия СМИД, однако, совсем не так благостно, как завершилась конференция в Потсдаме. Союзники отказывались обсуждать возможность заключения с бывшими сателлитами Германии мирных договоров до момента реорганизации на широкой демократической основе правительств этих государств, находившихся в большинстве своем под советским контролем. Упомянутые инструкции ЦК предусматривали увязку мирных договоров с Балканскими странами (Болгария, Румыния, Венгрия), находившимися под контролем СССР, с мирным договором с Италией, на территории которой расположились англо-американские войска. В одной из телеграмм, адресованных Молотову, Сталин специально подчеркнет взаимозависимость этих вопросов: «В случае проявления непримиримости союзников в отношении Румынии, Болгарии и т. д. тебе следовало бы, быть может, дать понять Бирнсу и Бевину [госсекретарь США и министр иностранных дел Великобритании], что правительство СССР будет затруднено дать свое согласие на заключение мирного договора с Италией. При этом можно было использовать такие аргументы, как их неблагодарное отношение к нашему предложению о колониях Италии, а также неразрешенность вопроса о размерах репарации с Италии в пользу СССР»[35]. На следующий день Сталин завершит свои размышления уже вполне однозначно: «При обсуждении вопроса о мирном договоре с Италией следует этот вопрос неразрывно связать с вопросом о мирных договорах для других сателлитов… Может получиться то, что союзники могут заключить мирный договор с Италией и без нас. Ну что же? Тогда у нас будет прецедент. Мы будем иметь возможность в свою очередь заключить мирный договор с нашими сателлитами без союзников». Завершая это послание от 19 сентября, переданное Молотову по каналам МИД его замом Вышинским, Сталин резюмирует: «Если такой поворот дела приведет к тому, что данная сессия Совета министров окажется без совместных решений по главным вопросам, нам не следует опасаться и такого исхода»[36]. Камнем преткновения станут не только проблемы урегулирования в Румынии и Болгарии, но и практически все остальные вопросы повестки дня, о которых мы поговорим в тематических параграфах этой книги.

Здесь же, пожалуй, стоит затронуть еще лишь один-два вопроса. 20 сентября Молотов сообщил Сталину о предложении госсекретаря США Бирнса, которое было выдвинуто в беседе, имевшей место в тот же день. Предложение заключалось в заключении союзниками договора о демилитаризации Германии сроком на 20–25 лет. В случае его подписания договор предусматривал бы сворачивание оккупации союзниками Германии по мере ее разоружения. Молотов готов был согласиться с предложением Бирнса, «если американцы более или менее пойдут нам навстречу по Балканским странам». Сталин разъяснил соратнику замысел американцев, как он его себе представлял. «Предложения Бирнса преследуют четыре цели, — сообщил советский лидер итоги своих размышлений, — первое — отвлечь наше внимание от Дальнего Востока, где Америка ведет себя как завтрашний друг Японии, и тем самым создать впечатление, что на Дальнем Востоке все благополучно; второе — получить от СССР формальное согласие на то, чтобы США играли в делах Европы такую же роль, как СССР, с тем чтобы потом в блоке с Англией взять в свои руки судьбу Европы; третье — обесценить пакты о союзе, которые уже заключены СССР с европейскими государствами; четвертое — сделать беспредметными всякие будущие пакты СССР о союзе с Румынией, Финляндией и т. д.». Вероятно, небезосновательным является утверждение одного из современных исследователей, что в этом анализе Сталина, ожидавшего вывода американских войск из Европы согласно декларациям Рузвельта, ясно читается неготовность делить с США роль европейского гегемона[37]. Это соображение, однако, не отменяет широты сталинского анализа. Продолжая его, Сталин предложил увязать в один пакет германский и японский вопросы. «Конечно, нам трудно отказаться от антигерманского пакта с Америкой. Но, используя страх Америки перед ростом влияния СССР в Европе, нам следует добиваться того, чтобы антигерманский пакт СССР и США был обусловлен антияпонским пактом между СССР и США с тем, чтобы вслед за этим или одновременно заключить антигерманский пакт, при этом дать понять партнеру, что без заключения антияпонского пакта мы не считаем возможным пойти на антигерманский пакт с США»[38]. Причем Сталин проинструктирует Молотова внести предложение об антияпонском пакте так, чтобы не дать американцам оснований говорить о формальной увязке двух вопросов[39]. Сталин, таким образом, предпринял попытку, нажав на союзников в германском вопросе, добиться от них права полноценного участия в урегулировании вопроса японского. В литературе высказано мнение о том, что увязка двух пактов понадобилась Сталину в качестве способа отклонить предложения Бирнса и рычага давления с целью подорвать американскую монополию на управление послевоенной Японией[40]. Думается, что именно вторая часть приведенного соображения и отражает реальные устремления советского вождя. В Европе позиции СССР на тот момент были куда сильнее, чем на Дальнем Востоке, и задача усилить там советские позиции становилась все более актуальной, особенно в свете тревожной информации об отказе союзников от интернирования военнослужащих японской армии и проведения их «нормальной» демобилизации. Возможность быстрой ремилитаризации Японии рассматривалась Сталиным в этом контексте как реальная угроза, парировать которую он хотел посредством политического контроля со стороны союзных держав с обязательным участием СССР для того, чтобы исключить сговор англо-американских партнеров за своей спиной. Поэтому целый ряд директив Сталина Молотову полностью или отдельными своими частями были посвящены японским делам. Сталин настаивал на создании Контрольного совета в Японии в пику американскому предложению о создании Консультативной комиссии. Американское предложение, по мнению Сталина, имело своей целью «отложить на неопределенное время вопрос о Контрольном Совете и дать тем самым Макартуру [командующему американским контингентом в Японии] единолично решить все вопросы относительно Японии как военные, так и гражданские». Предложил Сталин Молотову и соответствующую мотивировку. «Пока существовала чисто военная полоса и японские войска и флот еще не были разоружены, можно было не возражать против института единоличного Верховного Главнокомандующего, но после того, как такая полоса миновала и теперь встают вопросы чисто политического, финансового, хозяйственного значения, целесообразно было бы заменить институт единоличного Верховного Главнокомандующего институтом Контрольного Совета. Мы считаем, что вопрос об организации Контрольного Совета по делам Японии является срочным…» — закончит свою шифровку Сталин[41]. Сталинское предложение не найдет поддержки у союзников, которые откажутся даже ставить его в повестку дня сессии СМИД. «Я считаю верхом наглости англичан и американцев, считающих себя