Путь Абая. Книга IV - Мухтар Омарханович Ауэзов

Есентай был огромен, толст, с отвислыми щеками и узкими, заплывшими жиром глазами. От своей уродливой тучности он казался человеком мрачным и нелюдимым. Ему даже трудно было разговаривать. Он был сверстником Оразбая, происходил из большого рода Сармырза, аткаминером которого являлся на сей день. Самый близкий друг Оразбая, Есентай всегда оказывался рядом во время скандальных свар или запутанных тяжб своего одноглазого друга. Ходили слухи, что в молодости они промышляли вместе, разбойно угоняя чужой скот. Два этих человека хорошо дополняли друг друга, хотя были совершенно разными по характеру и свойствам натуры. Оразбай был скор на гнев, крик, не сдержан на язык, мог выматерить любого и на любом собрании способен взорвать его благопристойный ход, вызвать самую свирепую свару и скандал, внезапно нападая на кого-нибудь с самыми несуразными обвинениями. Есентай же, обычно молчавший, спокойно выжидал, когда выговорится его друг Оразбай, и любил выступить с заключительным словом, когда уже все, считай, передерутся и накричатся до хрипоты. И своим выступлением он всегда только усугублял раздор, по новой сталкивал лбами спорящих и натравливал друг на друга, - любил он поиздеваться над людьми вздорными, глуповатыми, желчными и самолюбивыми. Но когда собрание завершалось спокойным образом, споры разрешались полюбовно, гороподобный, рыхлый Есентай терял всякий интерес к общему разговору и ленился даже рот раскрыть.

Тогда каменною казалась его громадная голова идола, и не понять было, может ли на этом каменном лице выразиться обычное человеческое чувство, хотя бы и чувство гнева. Но зато имело это лицо еще одно, почти чудесное, колдовское свойство - оно вызывало у окружающих чувство великого доверия к этому человеку. Казалось, он просто не может, не способен обманывать людей. Ему все верили, даже тогда, когда он явно издевался над кем-нибудь и выставлял его на посмешище. (Был у него ученик и горячий поклонник его особенной школы скрытого злословия - это Азимбай, сын Такежана.)

Сейчас Есентай сидел в доме Сейсеке и хладнокровно наблюдал за неистовыми метаниями и прыжками Оразбая и вращением единственного глаза своего наперсного друга, с явным удовольствием выслушивая его хулы на головы врагов. Оразбай клялся, что велит «изловить обоих беглецов, притащить их, набросив им арканы на шеи, поставить на колени, заставить каяться, а потом пустить лошадей по степи, - убить нечестивцев! А Ибраю пресловутому я вцеплюсь в ворот вот этими руками и немедленно призову его к ответу! Брошу его также на колени, затем втопчу в землю! Е-ей, кто считает себя моим сторонником, пусть не посрамит себя и достойно последует за мной!»

Впавший в неистовство Оразбай решил тотчас отправить Есентая и Сейсеке к Абаю в дом Курмаша, не глядя на ночное время.

Когда два бая уселись в тарантас, Есентай нагнулся к Сейсе-ке и тихо, чтобы не услышал кучер, сказал:

- Е! Ты, уважаемый бай, не охоч до степных драчек и раздоров, я это знаю. Поэтому, когда придем к Абаю, ты там и рта не раскрывай, сиди молча рядом. Говорить буду я, а ты только головой кивай. С тебя достаточно и этого! Ты понял?

И в дополнение к своим словам, для вящей убедительности, Есентай чувствительно ущипнул за ляжку бородатого, громадного бая Сейсеке.

Итак, к Абаю без всякого уведомления и предварительного согласования поздно вечером вошли два пожилых почтенных человека.

Абай отложил книгу, снял очки и подал знак Баймагамбету, чтобы из комнаты вышли все лишние, оставив его наедине с посетителями. Баймагамбет молча и деловито выполнил его повеление и прикрыл плотнее дверь, а сам опустился на корточки рядом с Абаем.

Есентай не стал тянуть время и заговорил первым. Сказал о беглецах, о том, что об этом стало известно, и что Оразбай в негодовании. Затем, повернувшись своим малоподвижным огромным лицом к Абаю, уставившись на него узенькими глазками, молвил:

- Уа, что скажешь, Ибрай? - и застыл, как истукан, в ожидании ответа.

Есентай был моложе Абая, но считал возможным обращаться с ним на ты. И он заимел привычку называть его «Ибрай», а по его примеру все окружение Оразбая также стало называть Абая - Ибраем. Ибраем Кунанбаевым.

Абай хорошо знал, что разговоры, начатые Есентаем, всегда имеют целью что-нибудь недоброе для других, поэтому довольно долго выжидающе смотрел в упор на Есентая. Затем решил исподволь разговорить его, заставить раскрыться. Умный взгляд Абая проникал в самую душу коварного бая, и тот невольно совсем закрыл свои узенькие глаза-щелочки. Абай, наконец, проговорил:

- Пожалуй, первое слово тебе, почтенный бай. Выскажи, с чем пришел, завершай начатый разговор.

Тут Есентай чуть приоткрыл жирные глазки, скосил их на Абая и промолвил:

- Нечего мне говорить лишнее, кроме того, что желательно узнать твое мнение насчет поступка этих молодых нечестивцев. Вот ты и скажи, Ибрай, что мне передать Оразбаю?

Абай ни на мгновенье не замешкался, словно он ждал такого вопроса и уже давно имел на него ответ:

- Если я скажу, что молодые поступили неблаговидно, то это - мое искреннее мнение. Я не собираюсь на черное говорить -белое. Они виноваты перед вами за содеянное.

При этих словах хитроумные баи слегка растерялись, переглянулись меж собой. Они не предполагали, что Абай проявит такое смирение и сразу согласится с ними. Однако хитрец Есен-тай не поверил Абаю, а стал усматривать в его признании коварную уловку. Опять прикрыл глазки и сказал про себя: «Ну,

Ибрай! Хочешь меня вокруг пальца обвести? Но посмотрим, кто кого...»

- Виноваты, не виноваты, - об этом уже нет речи! Ты выскажи о том, какое наказание положено им?

- А что ты скажешь об этом? - ровным голосом спросил Абай. - Какое наказание определяете вы?

И тут Есентай озвучил кровожадное, зверское намерение Оразбая.

- Наказание последует вот какое. Оразбай передает: «Если Ибрай тоже осуждает этих нечестивцев, пусть отдаст их в мои руки. Велю накинуть им на шеи арканы и удушить их, волоча за конями».

- И что, Оразбай будет стоять на этом? По-другому не договоримся?

- Велел передать, что не отступится ни за что.

- Ну тогда вот что послушай. Прошли те времена, когда могли спокойно творить такие зверства. Ты, посланник Оразбаев, соображаешь, что городишь, бай? В какое время ты живешь? К кому пришел, где находишься, говоря свои дикие слова?..

Есентай не стал дослушивать Абая. Злобно уставился он своими темными щелками на акына и злобно раскричался, вмиг потеряв всю свою наигранную степенность:

- Ей! Ей! Ибрай, я пришел сюда не в