Человек, который любил детей - Кристина Стед
Дети молчали, снова исчезнув в траве. Только Малыш Сэм украдкой улизнул, отправившись к калитке высматривать Луи.
– К сожалению, как вам известно, существуют определенные препятствия, – торопливо добавил Сэм, – которые мешают мне претворить в жизнь все те замечательные идеи, что я вынашиваю в своем сердце. – Он вздохнул: – Когда вы подрастете и у вас появятся заветные мечты, вы станете больше ценить вашего бедняжку Сэма.
Сквозь тихий шум ветра к ним донеслись посвисты куропаток, переговаривающихся в заповеднике Уайт-Филд.
– Здесь, в лоне родной семьи, я наслаждаюсь покоем, пребывая в мире со всем человечеством, равно как и с женщинами, – мечтательно произнес Сэм. – Малыш Сэмюэль, иди сюда, ляг с нами, – окликнул он одного из близнецов. Но Малыш Сэм, потаращившись на дом Киддов, пошел по тропинке, что тянулась вдоль забора Поллитов со стороны улицы, дабы почитать начерканные на нем последние надписи. Мальчики каждый день записывали на этом заборе суждения Поллитов и соседей. Сэм, привыкший к тому, что ему беспрекословно повиновались, даже вообразить не мог, что Малыш Сэм все еще не вернулся. – Мальчики, – продолжал он, – скоро вы останетесь без вашего папочки. Он уедет на ледяные горы Гренландии, на коралловые рифы Индии. Вам придется самим заботиться о себе, о маме и сестрах. Я хочу, чтобы вы держались вместе, следили за домом вместо меня – присматривали не только за нашими милыми женщинами, но и радели о братьях наших меньших. На вашем попечении будут енот Процион, попугай Буравчик, опоссум Диделфа, желтохохлый какаду Энди, карликовый опоссум Великан, не говоря уже про птиц и рептилий. А это трудоемкая работа, даже для таких умниц, как вы. И нам придется выработать распорядок. Перво-наперво, вы должны писать бедняжке Сэму каждую-прекаждую неделю и рассказывать ему, как идут дела. Во-вторых, вы должны вести учет птиц и зверушек, бывающих в Тохога-Хаусе, то есть в наших владениях. Нет, не так! Внимание! Это мы поручим Скорбной Лулу, что пойдет ей только на пользу, отвлечет от собственной персоны, а на этом противно-приятном объекте, – продолжал он (полагая, что Луи рядом), – она зациклена в данный момент. Уж больно она любит любоваться своей стройно-толстой фигурой и своим прекрасно-ужасным лицом.
Сэм сделал паузу, ожидая, что мальчики рассмеются, но они все пребывали в вялом настроении. Рядом раздавалось лишь предостерегающее чак-чак кошачьего пересмешника.
– Да-с, – продолжал Сэм. – Мина Лукус сейчас выражает одну-единственную мысль: «Свобода или смерть!» Но, учитывая ее возраст и нынешнее время года, мы должны простить Лукус ее проступки либо вынести вердикт о признании ее виновной в поджоге третьей степени.
Малыш Сэм робко заигрывал с бродячим фокстерьером, у которого была перебита лапа. После того как он несколько раз погладил собаку с безопасного расстояния, та вдруг стала к нему так отчаянно ласкаться, что он перепугался, забежал во двор и захлопнул калитку прямо перед мордой псины. Взволнованный, возбужденный, он кинулся к отцу, крича:
– Лулу пошла к миссис Кидд! Миссис Кидд позвала ее и завела в дом!
– Надеюсь, Старая Козлиха накормит ее съедобными баночными сардинами, – сказал Сэм.
Центральная калитка, что вела во двор дома Киддов, была заперта и вдобавок опутана колючей проволокой. Замок и петли на ней проржавели. Центральная дорожка, по которой уже много лет никто не ходил, едва виднелась среди травы и бурьяна. Вдоль этой дорожки стояли неухоженные туи. В дом можно было попасть только через боковую калитку, от которой тянулась гаревая дорожка под покореженной решеткой, прогнувшейся под тяжестью виноградных лоз. На голову Луи падали гусеницы, но она аккуратно снимала их с волос. Семенившая перед ней маленькая старушка через каждые два-три шага оборачивалась и с улыбкой кивала девочке.
– Идем скорей на кухню. Покажу кое-что, – торопила она Луи и снова заговорщически кивала. Девочка надеялась, что ее угостят чем-то вкусненьким, хотя обычно в этом доме ничего съедобного ей не предлагали.
По боковой тропинке они быстро дошли до деревянной веранды, где было темно: свет не пропускали ползучие растения. На веранде стояли два кресла-качалки с выцветшими подушками и облезлый стол. Старая Анджела предостерегающе подняла палец и показала на сломанную половицу у самой двери. Они вошли в узкий коридор, заставленный предметами мебели, которые были неразличимы в этой внезапной темноте, но Луи, не раз бывавшая здесь прежде, знала, где что стоит. Коридор привел их в кухню, где в большом очаге размещалась угольно-дровяная плита. Старая Анджела, все так же преисполненная таинственности, поманила Луи к очагу и, когда девочка подошла, осторожно сняла крышку с небольшого черного котелка.
– Смотри, смотри, – возбужденно кивнула старушка. Девочка заглянула в котелок и не увидела ничего, кроме похлебки из тушеного мяса с овощами, от которой поднимался пар. – И кое-что еще! – вскричала Анджела в порыве великодушия. – Вот смотри! Я сейчас! – Она нырнула в темную кладовую и, пошуровав там, вернулась с небольшим кусочком ветчины, которым она соблазняюще потрясла перед Луи. – Вот, смотри. – Старушка бросила ветчину в похлебку. – Для вкуса, – кивнула пожилая женщина. – Боже, сегодня будет не ужин, а объеденье! Мистер Кидд любит тушеное мясо с овощами и беконом… мм-мм, обожает. «Анджела, – сказал мне мистер Кидд, – ты вкусно готовишь, но, когда кладешь в похлебку бекон, тебе цены нет!» – Старушка кивнула девочке, слушавшей ее с пониманием. – Пойдем в гостиную? Там светлее, более приятная обстановка для юной леди! А у тебя такие красивые ножки, – продолжала она, останавливаясь в коридоре, – такие красивые, восхитительные загорелые ножки. И сама ты такая чудесная юная прелестница.
– О, – спохватилась Луи, – совсем забыла… Дома мы ходим босиком. Так полезнее для здоровья…
– Такие красивые ножки. Да, ты права, – согласилась пожилая женщина. – Ты наверняка и дочка чудесная, мама на тебя не нарадуется. Я в этом даже не сомневаюсь.
Ни подтверждая, ни отрицая ее слова, Луи последовала за Анджелой. Они миновали закрытую комнату, в которой Луи никогда не бывала, и пришли в гостиную, где стоял домашний орган Джона Кидда. В пыльное трехстворчатое окно пробивался солнечный свет, отбрасывая красно-сине-зеленые блики на пол, покрытый толстым слоем пыли. Рядом с дверью в коридор находились еще три двери, которые вели в другие помещения, но до двух из них добраться было невозможно, а чтобы выйти из третьей, предстояло обойти большой раздвижной стол, два стула и старомодный сервант, где за стеклом был выставлен чайный сервиз. Возле окна стояли обеденный стол, карточный столик и всякая всячина.
– У нас так много мебели, – посетовала Анджела, – так много вещей! До чего же глупы люди,
