Крысиха - Гюнтер Грасс
Никогда прежде я не видел, чтобы крысиха, которая мне снится, вот так перепрыгивала от образа к образу: тут настороже, там кусается, вздымается, теперь словно одержима вихрем танца. Почему она не смеялась, как прежде? Почему она не направляла свои остроты на меня, на свой точильный камень? Никто не может быть для нее более смешным, чем я в своей космической капсуле. Крысиха, кричал я, посмейся над этим!
Ей по-прежнему было горько, она неоднократно объяснялась, хотела быть невиновной, оправданной. Она требовала точных доказательств задним числом. Словно я мог что-то вызвать или предотвратить, она обращалась ко мне как к последней инстанции: Почему оба компьютерных центра сразу, не думая, назвали найденным решением крысиный помет? Почему не распорядились провести экспертизу экскрементов? Почему никакие другие грызуны не могли стать спусковой кнопкой программы эндшпиля? Кто-то вроде ваших милых золотистых хомячков? Или почему не мог быть найден, что напрашивается само собой, мышиный помет? Почему это должны быть мы, снова и снова мы?
Я принялся возмущаться, говорил о межблочном разгильдяйстве, назвал скандалом то, что ни янки, ни русские не исследовали помет под лупой, но подсознательно понял: конечно, только крысы. Кто еще, кроме крыс, может так целеустремленно…
Я услышал, как она заговорила вполголоса, словно ее ярость была растрачена впустую: Снова и снова о результатах нашей якобы подрывной деятельности трубили на весь мир, пока у того еще были уши: Некорректное осуществление программ «За мир» и «Мир народам» вплоть до финальной ступени, вызванное внешними силами. Конец объявления!
Теперь, когда изображение больше не скакало, скорее покоилось само в себе, а усики бездействовали, крысиха сказала: Мы знаем, что это были мыши. Они действовали не по собственной инициативе – мыши слишком глупы для этого, – но в соответствии с человеческим планом. С помощью дрессированных мышей командные компьютеры держав-покровительниц должны были быть выведены из строя так, чтобы одна держава могла свести к нулю другую. Хитрый план.
Это были лабораторные мыши, белые с красными глазами. Мы знаем это от наших лабораторных крыс, которые были пускай не самыми умными, но, по крайней мере, надежными. После многолетних испытаний удалось вывести молодняк, который был обучен выполнять запрограммированные задачи и функционировал так, как будто его кормили кремнием. Конечно, свою лепту внесли и генные инженеры. В любом случае органы государственной безопасности обеих держав-покровительниц понимали, как заслать этих специальных мышей к врагу, и сделали это одновременно, словно повинуясь некоему импульсу.
Как можно видеть, работа была проделана чертовски хорошо; хотя эта похвала требует оговорок, она касается только умелого внедрения запрограммированных мышей. Крысиха задумчиво добавила: Компьютерные системы не были парализованы, просто мыши, глупые, такие уж они, запустили обратный отсчет в обоих центрах одновременно – или, как мы будем говорить отныне: Большой взрыв.
Но крысиха, кричал я, это же смешно!
До некоторой степени, сказала она, стоит только подумать о глупых мышках.
Мне кажется, сказал я, что утверждение: Мыши в компьютере! гораздо правдоподобнее и к тому же звучит милее, нежели злобное и ложное утверждение: Крысы!
Да-да, согласилась она со мной, теперь снова веселая, хотя и задумчивая: В сущности, эта финальная плоская острота должна была нас рассмешить. При всей трагичности ситуации разве не глупо и в то же время не очевидно, что именно мыши, милые маленькие лабораторные мышки положили конец гордому и удивительному, могущественному человеческому роду? Конечно, все это звучит легкомысленно. Уважающий себя человек не захочет, чтобы его привели к ауту таким банальным способом.
Мне показалось, что крысиха размышляет.
Просто говори! кричал я.
Не хватает чего-то трудноуловимого.
Да! кричал я, перспективы!
Она сказала: Все это вместе выглядит как непредумышленная ошибка, как обычная для человека халтура.
Я подтвердил: Жалкий провал.
Вот почему я думаю, сказала крысиха, что первое подозрение, основанное на крысином помете и логично приведшее к возгласу: Крысы в компьютере! не столь уж ошибочно: ведь на самом деле действовать должны были мы, а не глупые мышки.
Причин, сказала она, у нас всегда было достаточно.
Чтобы сэкономить на пошлинах в Стеге и Клинтхольм-Хавне, «Новая Ильзебилль» бросает якорь у Мёнс-Клинта в воскресенье, намереваясь в понедельник взять курс на Готланд. После того как наш господин Мацерат дал мне последние указания по делу Мальската, он решает посетить аукцион монет в среду, уехать в четверг, промчаться по Польше в пятницу и быть в Кашубии в субботу перед днем рождения Анны Коляйчек. Поскольку я так хочу, его отъезд будет отложен до пятницы, но говорят, что он состоялся в воскресенье.
Воскресенье годится, сказала крысиха, которая мне снится. Воскресенья сами по себе были катастрофичны. Этот седьмой день испорченного творения с самого начала предназначался для того, чтобы все упразднять. До тех пор пока существовали люди, в каждое воскресенье – которое также можно было назвать субботой или как-то еще – предыдущая неделя объявлялась недействительной.
Одним словом! воскликнула она, как всегда, когда мои сомнения – Это нытье! – вставали поперек ее потока слов, одним словом: Несмотря на непроницаемость систем контроля, в обоих центральных бункерах царила настоящая воскресная атмосфера. На всех мониторах и телеэкранах, охватывающих континенты, лежал особый блеск. Распространялось некое настроение, назовем его глобальным предотпускным. Хотя в этих больших помещениях не было ни одной мухи, жужжало так, как жужжит лишь воскресная скука. Тот, кто находил удовольствие в деяниях человека, мог подумать, что это словно седьмой день: все оказывало благотворное действие, даже если в отдельности требовало улучшений.
Конечно, за пределами центральных бункеров было достаточно придир и пессимистов, которые даже в воскресном дне искали червоточину; тем не менее можно было быть довольными собой. Правда, власть ополчилась на власть, но власть обезопасила себя от власти: посредством тщательно секционированных страхов, с помощью слежки и перекладывания ответственности на микросхемы и коннекторы, так что человеческой халтуре, этой утвердившейся со времен Ноя приверженности аномальному поведению, не оставалось места для принятия решений; тот традиционный фактор ненадежности, сколь достойный любви, столь и стихийный, человек, априори действующий неуместно, играл здесь лишь второстепенную роль: более не ответственен.
Мы видели его беззаботным, необремененным, свободным в высшем смысле этого слова. Поэтому он мог позволить себе пошутить, переходя от монитора к монитору. Не напрямую, но с безмолвным попустительством на воскресной территории одной из держав-покровительниц ему было разрешено вводить в компьютер нелепые слова или сохранять результаты бейсбольных матчей в воскресном разделе одной державы-покровительницы, результаты футбольных матчей выходного дня в разделе другой державы-покровительницы и остроумно комментировать их, пока на больших экранах ничего не происходило – а там ничего и не происходило.
Ох, прекрасное единодушие! Были на высшем уровне познания и по-детски радовались такому количеству всесторонних знаний. Мировое и местное время позволяло проводить сравнения, согласно которым воскресенье мерцало утром здесь и уже подходило к концу там. Рутинные опросы сделали все еще более безопасным. Более того, знали, что ответственность была одомашнена где-то в другом месте. Выполняли второстепенные обязанности и не могли сделать ничего предосудительного.
Прошло мировое и местное время.
