Не сдавайся! - Сара Тернер

– Нет, вовсе нет!

Голос явно выдает, что именно так я и хотела поступить. Но в итоге остаться на пару чашечек чая оказалось вовсе не повинностью, как я опасалась. Совсем наоборот. Я говорю Альберту, что не нужно вставать меня провожать, но он настаивает и идет, шаркая тапочками по толстому ковру, который слегка сдвигает границы коричневого господства, добавив в гамму горчичный оттенок. Перед глазами стоит экран его телефона с пустой адресной книжкой, и то, как он проводит весь день в кресле, а потом разогревает в микроволновке безвкусную замороженную еду и, наконец, отправляется в спальню, где не может уснуть. Теперь понимаю, почему моя сестра всегда находила предлог заглянуть к соседу: просто проведать. И я вдруг произношу, даже не успев подумать:

– Альберт, а не хотите организовать книжный клуб?

– Книжный клуб?

– Ну да, знаете, читать книги, потом обсуждать свои впечатления… По крайней мере, мне кажется, именно этим занимаются в книжных клубах. Никогда ни в одном не была, – признаюсь я.

– Вряд ли это хорошая идея, моя дорогая. В кафе для пожилых придут те, кто и так уже выглядит полумертвым, и только напомнят о том, что мрачный жнец и меня скоро навестит. У меня нет никакого желания сидеть в душной комнате, полной беззубых людей, еще и кричащих, потому что все мы немного олухи.

– Олухи?

– Это из «Матта и Джеффа» [12], – говорит он, будто это должно внести ясность.

Я только головой качаю.

– Говорите погромче, я немного олух! – произносит он с акцентом, похожим на что-то среднее между Филом Митчеллом и Диком Ван Дайком [13].

Весь наш диалог настолько несуразный и я настолько обескуражена, что меня накрывает безудержный смех. Альберт продолжает говорить с этим своим дурашливым акцентом и произносит «Матт и Джефф» так, будто не может понять моего замешательства, и я смеюсь только сильнее.

Наконец, он указывает на свой слуховой аппарат:

– Глухой. Это рифмованный сленг кокни – олух-глух.

Я вытираю глаза рукавом свитера, наконец отсмеявшись.

– Никогда не слышала. Тут в Сент-Ньюсе вообще лондонцев немного.

– И то верно. Моя Мэвис родилась в Лондоне, в пределах слышимости колокола церкви Сент-Мэри-ле-Боу [14], и только потом переехала в Корнуолл.

Я непонимающе качаю головой, снова запутавшись.

– Не берите в голову. Мы с Мэвис все время общались на этом рифмованном сленге кокни. Одна из наших традиций, только для нас двоих, – я и забыл, что остальным она незнакома, особенно здесь.

Он открывает парадную дверь, и я выхожу на крыльцо, помахав как раз заезжающей к нам во двор маминой машине. Полли забегает в дом, даже не посмотрев в нашу сторону. Я поворачиваюсь к Альберту:

– Что ж, на самом деле под книжным клубом я имела в виду не «олухов» из кафе для пожилых, а нас с вами. Хотя, не сомневаюсь, у них получилось бы профессиональнее.

– Нас с вами?

– Ну да. Глупая идея.

Мама с Тедом на руках подходит к нам. Его джемперок весь заляпан краской и тем, что напоминает соус для пасты.

– Чем вы тут занимаетесь? – интересуется она.

Я щекочу Теда под мышками, и он хихикает, не вынимая большого пальца изо рта.

– Мы говорили о том, что собираемся организовать книжный клуб, – отвечает Альберт.

Мама смеется, а затем, осознав, что он не шутит, подносит руку ко рту. Альберт переводит взгляд с нее на меня и обратно. Лучше бы я промолчала.

– Как я сказала, дурацкая идея. Пойдем, Теддлс, напоим тебя чаем.

– Альберт, мне так и не удалось заставить Бет читать. Нас даже в школу как-то раз вызвали, потому что она скачала чужое сочинение о книге, вместо того чтобы читать самой. Паганизм!

– «Плагиат», мам. И это было лет пятнадцать назад, не меньше. Альберт, еще раз спасибо за чай.

Он все еще как-то странно смотрит на мою маму, но кивает, говорит, что это ему было приятно, и закрывает дверь со щелчком. Тед начинает ныть, что проголодался.

– Ты им на полдник что-нибудь купила? – спрашивает меня мама.

От Полли ни слуху ни духу, наверное, сразу к себе поднялась. Я весь день работала, так что о чае даже не подумала. Открываю морозилку.

– Хотела приготовить им сэндвичи с рыбными палочками, – вру я, с облегчением увидев, что они еще остались.

Мама кривится и сажает Теда в детское кресло.

– Какое счастье, что бабушка утром приготовила овощную запеканку, правда? – замечает она, отодвигая бардак на столе, чтобы поставить блюдо, и добавляет, кивнув в сторону холодильника: – На всех хватит. Теду сейчас лучше разогреть порцию в микроволновке, так как ему скоро уже пора купаться и спать.

Закрываю морозилку и открываю холодильник, чувствуя, как горят щеки. Это даже не часть запеканки, которую она готовила им с папой, это целая, специально для нас.

– А что, если бы у меня было что-то им на полдник?

– Я знала, что ничего нет, солнышко.

Даже зная, она все равно спросила. Накладываю Теду тарелку и ставлю в микроволновку.

– Как Полли позанималась в бассейне?

– Хорошо. Мы бóльшую часть занятия проболтали с Джеральдин – ты ее знаешь, Джеральдин, она ведет пилатес, – но пару раз я выглядывала через смотровую галерею. У Полли так естественно все получается, будто вообще без усилий. Никаких брызг, ничего.

– Да, у нее явно врожденный талант. Соревнования на следующей неделе?

Тренировки по плаванию стали частью нашей с Полли сделки: она не уходит из команды, а я не говорю ее дедушке с бабушкой о вечеринке и сокращаю срок конфискации телефона.

Мама вытаскивает из висящей на кресле Теда сумочки письмо.

– Да, всем участникам нужно приехать пораньше, и для общей фотографии Полли должна надеть форму команды. Прикреплю на холодильник, хорошо?

Мы обе знаем, что она все равно позвонит мне напомнить, так что стикеры на холодильнике носят скорее декоративный характер.

Микроволновка звякает, и я вытаскиваю тарелку. Проверяю температуру еды бамбуковой вилочкой Теда, потом дую на запеканку и ставлю ее перед ним. Какое у него лицо, это надо видеть!

– Этшто? – широко распахнув глаза, удивляется он.

– Знаменитая овощная запеканка твоей бабушки.

– Но я хотел сэндвич с рыбными палочками…

Он вертится на своем стульчике, заглядывая за меня, будто ожидая, что на подходе второе блюдо.

– Питательная и полезная, как раз для растущего организма, – убеждает мама. – Ты же ел раньше. Попробуй, золотце.

Он только насмешливо кривит губки. Я изо всех сил стараюсь подавить улыбку, но, судя по тому, как мама неодобрительно цокает языком, она все же заметила.

– Можешь приехать к нам завтра в девять? – спрашивает