Ступени к чуду - Борис Семенович Сандлер

— Может, ты плохо себя чувствуешь?

— Нет, я здорова.

Гавриел помолчал.

— Что-нибудь на работе случилось? Или дома?

— Не устраивай мне допрос! — вдруг рассердилась Люба. — Ты не на службе.

Гавриел остановился. Он даже воздухом поперхнулся.

— Гавриел, дорогой, — Люба прильнула к нему и, зарывшись лицом в его шинель, расплакалась. — Прости, я сама не знаю, что говорю. Папа… запретил мне встречаться с тобой.

— Не надо, Люба, любимая моя. — Гавриел обхватил ее лицо ладонями и стал целовать в лоб, в заплаканные глаза. — Прошу тебя, успокойся. Как твой отец может запретить нам встречаться? Ведь он меня совсем не знает.

— Ему довольно и того, что ты работаешь в милиции.

— Ну и что же? Чем ему милиция не нравится?

— Это не все, — всхлипнула Люба. — Он уже нашел для меня жениха.

— И кто же он?

— Не знаю… я даже не видела его: он не здешний. Но его отец жил с моим папой в одном местечке. Вчера он был у нас, и они обо всем договорились.

— Свадьба с приданым, — горько усмехнулся Гавриел.

— Ты все шутишь… не знаешь моего папу.

— Сейчас узнаю, — решительно сказал Гавриел. — Пойдем…

Все в нем кипело. «Ах, этот местечковый червячок! Как глубоко он въелся в души людей. Кажется, лучшее, что было в еврейских местечках, погибло вместе с ними. Но этот поганый червячок уцелел. Уцелела закостенелая хватка хозяйчиков, правителей в собственном доме, где ни жена, ни дочь не смеют пикнуть, где все решает „балэгуф“ — кулак, вершитель и судия…»

Возле дома Любы их поджидал коренастый человек в накинутом на плечи тулупе. На голове его высилась серая барашковая шапка.

— Папа… — шепнула Люба и быстро отняла руку.

Они подошли ближе.

— Добрый вечер, — поздоровался Гавриел.

— Добрый… — отозвался человек.

Он открыл калитку и без лишних слов мотнул головой в сторону дома. Люба чуть помедлила. Она сама на себя была непохожа в эти минуты. Куда делись ее непосредственность, веселость и говорливость? Она съежилась, опустила голову и шмыгнула в калитку. Щелкнула пружина. Отец Любы набросил на петлю крючок.

Теперь они стояли друг против друга и один другого бесцеремонно разглядывали.

— Может быть, это даже хорошо, что вы нас сегодня встретили, — сказал Гавриел. — Я все равно собирался к вам зайти.

Любин отец молчал. Потом потянулся к Гавриелу, словно хотел ему что-то шепнуть на ухо, но сказал громко:

— Послушай, парень, я не знаю, что ты там собирался, и вообще не хочу знать, кто ты и что ты. Но запомни: тебе здесь делать нечего. Забудь эту дорогу — раз и навсегда.

— Но почему?

— Потому. Я слишком хорошо знаю вашего брата… Разве Люба не сказала тебе: у нее есть жених. Она скоро выйдет замуж.

— Но вы даже не спросили ее.

— Зачем? У нее, слава богу, есть отец и мать, которые сделают все для ее счастья.

— И это, по-вашему, счастье? — чуть не вскрикнул Гавриел. — Выдать дочь замуж помимо ее воли? Да в какое время вы живете?

— Ша, парень. Ты меня временем не пугай. Я всякие времена видел… — он оглянулся по сторонам. — Я думал, ты поймешь по-хорошему, но, видно, ошибся. Иди отсюда… Только «мусора» в доме мне не хватало.

Он поддернул тулуп на плечах, повернулся спиной к Гавриелу и захлопнул за собой калитку.

На следующий день Люба а школу не пришла. Весь первый урок Гавриел ерзал как на иголках и всем телом ощущал пустоту рядом с собой. Он словно сидел на краю глубокой сырой ямы. Каждый раз посматривал на дверь: может, просто опаздывает. Едва дождавшись звонка, подошел к Рите — она работала вместе с Любой на швейной фабрике.

— Нет, — удивилась Рита, — я ее сегодня не видела. Не заболела ли?

Больше Гавриел ждать не мог. Наспех натянув шинель, он схватил шапку, планшет с учебниками и выбежал из класса. Тяжелое предчувствие второй день мучило его. Ночью он все обдумал и решил: откладывать нельзя. Он любит Любу, а она любит его. На следующей неделе и распишутся. Она переедет к нему, а сегодня он ее познакомит с тетей Басей.

— Что-то ты мне не нравишься, — заметил утром Митя Стрымбану.

Гавриел как раз в тот день дежурил по отделению, и Митя предложил:

— Если хочешь, я могу тебя заменить.

— Спасибо, Митя, все в порядке. Не надо.

Дверь дома, где жила Люба, открыла маленькая щуплая женщина. Увидев Гавриела, она изменилась в лице.

— А Любочки нет.

— Где же она?

— Уехала… уехала с отцом.

— Уехала? — не сразу понял Гавриел, — Куда? А вы кто?

— Я Любочкина мама… — женщина тяжело вздохнула. — Идите себе, молодой человек. Я понимаю вас, но, наверное, не судьба.

И дверь закрылась.

О замужестве Любы Гавриел через некоторое время узнал от Риты Портной. Люба переехала во Львов, родила дочь. И, может быть, даже была счастлива. Гавриелу хотелось верить в это…

Свой ежедневный обход Шабсович начинал с Кишиневской улицы. Потом сворачивал на Первомайскую, через узкий Водный переулок выходил на Кузнечную и в конце концов попадал на длинную, вечно заболоченную Канатную. Большая часть обитателей Цыгании жила до войны в разных бессарабских местечках. Можно даже сказать, что Цыгания сама была небольшим местечком в городе. И местечковый уклад до сих пор сидел в каждом жителе Цыгаиии.

Шабсовичу не раз приходилось воевать с хозяйками за чистоту во дворах, за то, чтобы они не захламляли улицы, не выливали из ворот мыльную воду и помои под ноги прохожим. Но не помогали ни уговоры, ни штрафы.

Вот, например, только вчера он предупредил хозяйку из дома номер восемь, что если она хоть раз еще высыпет мусор на мостовую, он оштрафует ее на десятку. И что же? Сегодня опять посреди улицы высится целая куча.

— А куда это все девать? — сердится женщина. — Вы разве сами не видите, что у меня ремонт? А эта маленькая кучка… так я просто засыпаю ямы на мостовой.

— Будем штрафовать, — безнадежно заключает Шабсович.

Она переходит в контратаку:

— Если хозяева города не думают о нас, то кто же будет думать? Здесь после дождя некуда ногу поставить. Люди карабкаются на заборы, как обезьяны… Я права, Циреле?

Рядом, как из-под земли, вырастает худая женщина с длинной шеей.

— Еще как права! — подхватывает она. — Мне уже весь забор снесли!

Шабсовича бросает в жар.

— А с вами, гражданка Шнайдер, будет особый разговор.

— Какие еще разговоры могут быть у нас с вами? — она втягивает голову в плечи. — Я не делаю ремонт и не высыпаю