Современная иранская новелла. 60—70 годы - Голамхосейн Саэди

На ее уроках стояла гробовая тишина. Разговаривать друг с другом запрещалось. На первом занятии кто-то, устав, поднялся и подошел к окну выкурить сигарету. Мисс Ламберт раздраженно потребовала: «Немедленно сядьте на место».

Иранка мягко предупредила каждого в отдельности: «Не вставайте со своих мест, сами видите — мисс Ламберт это не нравится». С того дня, если кто-то хотел покурить или выйти, он должен был, как школьник, поднимать руку и просить разрешения.

Курить в классе запрещалось. Атмосфера на занятиях мисс Ламберт была напряженная. Все они чувствовали себя подавленно. Он ощущал это особенно остро и после занятий возвращался домой усталым и разбитым. Дни, когда надо было идти на курсы, он не любил.

Как-то раз, уже собираясь уходить, он из окна коридора в неясном свете сумерек увидел зеленые верхушки сосен. Там среди деревьев все дышало давно забытым, утраченным покоем. Он решил, что будет любоваться этим мирным пейзажем каждый день, но потом все забывал об этом.

Однажды мисс Ламберт подошла к нему и некоторое время наблюдала, как он работает. Он нажал не ту кнопку. Она рассердилась:

— Что это такое? — и, сделав паузу, продолжила: — Я же вам объясняла. — Ее лицо и шея побагровели.

— Я ошибся.

Мисс Ламберт молча пристально смотрена на него.

— Да тут и ребенку ясно! — раздраженно сказала она.

Он нахмурился:

— Вы напрасно сердитесь. А то, что вы сейчас сказали, — нехорошо.

— А что я такого сказала?

— Нехорошо так говорить, — повторил он.

Мисс Ламберт, багровая от ярости, молча отошла к другому столу. Иранка слышала их разговор. Тихонько, чтобы не привлекать внимания, она подошла к нему, постояла рядом, делая вид, что наблюдает за его работой. Потом негромко сказала:

— Не надо так держаться с мисс Ламберт. Разве вы хотите, чтобы вас уволили? У вас же могут быть неприятности.

А он все еще чувствовал себя оскорбленным словами мисс Ламберт. Ему хотелось сказать, что он ни в чем не виноват, но он промолчал, решив, что такой ответ может обидеть девушку. А она так добра к нему. Он даже не осмелился поднять глаза и посмотреть на нее. Только в голове у него стучало: «Так, значит, возможно?»

Прошло несколько дней. На очередном занятии он обратился к мисс Ламберт:

— Вы уже три дня не давали мне нового задания.

Мисс Ламберт удивленно посмотрела на него:

— Я сама знаю. — Пауза. — Дам, когда сочту нужным.

Настал последний день, день экзамена. Когда мисс Ламберт подошла к нему, он сказал:

— Мисс Ламберт, сегодня последний день, а вы мне до сих пор не объяснили, как работать вот с этими тремя кнопками.

На этот раз мисс Ламберт смотрела на него долго, с недоумением. Он было подумал, что она собирается улыбнуться, но она не улыбалась. Лицо ее медленно покрывалось краской.

— Я объяснила вам все до конца. — Пауза. Лицо и шея у нее были пунцовыми. — Вам солгать ничего не стоит! — Снова пауза. — Мы же никогда не лжем! Никогда. — И она энергично помахала рукой у него перед носом, словно подкрепляя этим свои слова.

На этот раз их разговор слышали многие. Он поискал глазами преподавательницу-иранку. Ему хотелось, чтобы она подошла к нему, как тогда, сказала что-нибудь в утешение. Если бы только она подошла, он бы сразу успокоился. Она стояла далеко, но смотрела на него. Ее взгляд, казалось, упрекал: «Опять вы спорите с мисс Ламберт. Разве вы хотите, чтобы вас уволили?» Если бы она подошла, он сказал бы ей, что не виноват.

Он видел, что остальные работают с этими тремя кнопками, а сам продолжал выполнять старые задания, решив, что после занятий попросит кого-нибудь объяснить все до конца.

Экзамен проходил следующим образом: мисс Ламберт давала каждому ряд чисел и записывала время начала и конца работы, затем количество обработанных чисел она делила на время, выясняя таким образом, сколько чисел в минуту экзаменующийся закладывает в компьютер.

Он кончил работать. Мисс Ламберт вынула лист из компьютера и начала считать. Он мысленно считал вместе с ней. Она записала результат. Он взглянул на цифру и сказал:

— Простите, но, по-моему, вы допустили ошибку.

Мисс Ламберт сначала вроде бы не обратила внимания на его слова. Но через мгновение подняла голову и посмотрела на него.

— Считайте сами. — И протянула ему бумагу.

Он видел, что губы ее дрожат, лицо наливается краской. Он хотел сказать: «Не стоит, не надо», но было уже поздно. Взял лист у нее из рук и стал считать.

— Вы, очевидно, надеетесь, что я приму от вас деньги и доставлю хорошую оценку. Для иранцев это в порядке вещей, но на мой счет вы заблуждаетесь, — прошипела мисс Ламберт. Она выхватила у него из рук лист бумаги и разорвала его пополам, потом еще и еще. Бросила клочки на стол и победно взглянула на него.

Он горько улыбнулся.

— Ну что, теперь вы довольны, надеюсь, — неприязненно скривив губы, сказала мисс Ламберт. — Мне по крайней мере ясно, какую оценку вам поставить.

Все затаив дыхание ждали, что будет. Многие не осмеливались поднять глаза. Лишь кое-кто наблюдал украдкой.

Преподавательница-иранка стояла у окна, скрестив руки на груди. Было непонятно, куда она смотрит. Но даже если она смотрела в его сторону, сейчас это уже не имело значения. Чем она могла ему теперь помочь?

Лицо у него пылало. Он с горечью и негодованием думал: «По какому праву она так унижает людей? Чем она лучше других? Тем, что разбирается в компьютерах?»

Мысленно он твердил, что должен требовать справедливости, протестовать, но не находил в себе сил. Он боялся, что не сможет сдержаться, взорвется — скажут, что он обезумел, что он вообще сумасшедший. И потом, доказывал он себе, какая от этого польза, чего он добьется? Банк, конечно, будет на стороне мисс Ламберт, никто и не подумает за него заступиться. Теперь его наверняка уволят.

Кивнув на прощание девушке, он вышел. Она грустно улыбнулась в ответ.

Кто-то из сослуживцев сочувственно сказал ему вслед: «Да, нехорошо получилось». Он не ответил. Его переполняли горечь и обида.

Вечер был холодный. Тускло светили фонари. То, что произошло, с каждой минутой казалось ему все более ужасным, непоправимым.

Он чувствовал себя усталым и разбитым. Тело ныло. Его лихорадило. Вся его смелость, вера в справедливость, уверенность в себе растаяли, от