Каменные колокола - Владимир Арутюнович Арутюнян

— Ты заберешь его с собой.

— Нет, я не поеду, — стала со слезами умолять Арпик. — Расстреляют меня большевики или помилуют, все равно, дом свой я не брошу.

— Ладно, воля твоя. Встань, — согласился Сого.

Он вынул из кармана кошелек, протянул его вдове:

— Возьми. Да хранит тебя и твоего сына бог.

Вдова не хотела брать кошелек. Она поклонилась, поцеловала руку Сого, бросила взгляд на Мурада и ушла.

Динг-донг!.. Динг-донг!..

Камни, окликая друг друга, скатывались по крутым склонам. Победоносным маршем приближались красные. Раздавались винтовочные залпы. Пулеметы и пушки то норовили сорваться с цепи и, прыгая по кручам, скатиться вниз по склону, то цеплялись за выступы скал, отказываясь катить вперед.

Земля и небо отзывались эхом на их залпы.

Красная дивизия перевалила Северный Кавказ, разметав на своем пути банды деникинцев. Дивизия подоспела на помощь большевикам Азербайджана. Жерла дивизионных пушек угрожающе нацелились на турецкую армию, принудив ее остановиться в Алекполе. Они могли бы взорвать и обрушить горы Вайоц дзора в глубокие ущелья. Сейчас они катили налегке и шалили на своих привязях.

Япон хладнокровно наблюдал. Рядом с ним оказался Тер-Хорен.

— Святой отец, — обратился комиссар к священнику, — ты должен выйти к большевикам.

Тер-Хорену показалось, что он ослышался. Прошло немного времени, пока он опомнился.

— Слуге божьему не подобает вмешиваться в военные дела.

— Святой отец, дети, играя, преображаются то в собаку, то в кошку, то в петуха. Почему бы тебе не стать парламентером ради сохранения жизни наших солдат? Тебе сам бог велел выполнить такую миссию.

— У тебя для этого есть офицеры.

— Это тряпки, а не офицеры. Я выбираю тебя, принимая во внимание твое истовое христолюбие. Да и язык у тебя неплохо подвешен.

— Что я им скажу?

— Уговори именем твоей паствы, чтобы они не вошли в Кешкенд. Пусть пришлют своих парламентеров и предложат свои условия. Кешкенд мы сдадим без боя.

— Да поможет нам бог, — вскинув глаза к небу, сказал Тер-Хорен. — Ради доброго дела я готов пойти.

———

Спустя час после ухода священника Япону доложили, что к Кешкенду приближается группа всадников с белым флагом.

— Пропустите их, — не поднимая глаз, сказал Япон.

Группа остановилась у входа в штаб. Это были парламентеры кешкендского гарнизона, к которым присоединились Овик и русский офицер. Они спешились и вошли в штаб. За ними торопливо шли Тер-Хорен и несколько офицеров гарнизона.

Уездный комиссар принял их не вставая с места, нарушив тем самым общепринятый порядок. Угрюмо кивнул на стулья и только теперь пристально посмотрел на Овика.

— Его превосходительство оказался достаточно здравомыслящим, предложив сдать Кешкенд без выстрела, — сказал Овик. — Мы сами собирались сделать вам то же предложение.

— Я решился на это, исходя из интересов населения Кешкенда. Я хочу избежать кровопролития, а люди мои достаточно вооружены и готовы по первому моему приказу открыть огонь.

— Да, ваше превосходительство, вооружены, но достаточно небольшой нашей атаки, чтобы они бросили оружие и подняли руки. Повторяю, мы этого не сделаем и отдаем должное вашему благоразумию.

— У тебя язык дипломата, подлец. Как я в свое время не отрезал твой язык? — спокойно ответил Япон.

— Было время, когда в моем языке нуждался его превосходительство. А когда захотел отрезать мой язык, руки оказались коротки.

— Ты бы так не заговорил, будь мой эскадрон под моей рукой. Тогда бы я вам иначе ответил.

— Ваше превосходительство, спешу сообщить, что ваш эскадрой и сейчас в Кешкенде. После небольшого отсева ваши кавалеристы направили оружие против вас.

На посеревшем лице Япона заиграла слабая улыбка. Япон улыбался! Это было почти чудом!

— Замнем эту новость. Так какие у вас условия, чтобы сдать Кешкенд без боя?

— Мы гарантируем жизнь всем, кто сдастся.

— А тем, кто не пожелает сдаться, но и оружия не поднимет?

— Таким разрешим покинуть уезд.

— Ладно. Мне нужно переговорить с моими солдатами. Какие гарантии, что, вступив в Кешкенд, вы не откроете огня?

— Лучшая гарантия тому то, что мы согласились на ваше предложение и сейчас ведем переговоры с вами. Коварство — свойство трусов и слабых.

Япон прикусил нижнюю губу.

— Хорошо. Мой ответ вы получите через два часа.

— Ровно через час вы услышите пушечный выстрел. И если через десять минут после того не получим ответа, мы штурмуем Кешкенд. Пусть его превосходительство не забывает, что Кешкенд окружен значительными военными силами. Небольшое недоразумение может внести в предложенные условия большие изменения.

Япон не соизволил ответить. Жестом руки он дал понять, что разговор окончен. Парламентеры ушли.

Уездный комиссар приказал отступить с позиций и в боевом порядке выстроиться на площади Кешкенда. По пыльным улицам стягивалась пехота к площади. День был погожим, но солнце словно бы им вовсе не светило. Поступь их была старческой, беспорядочной. Боевым духом тут и не пахло.

Выстроились на площади по ротам. Япон потребовал коня, вскочил в седло и поскакал на площадь.

— Господа, — раздался голос уездного комиссара, — шесть лет мы были вместе, участвовали в боях, делили хлеб, холод и тепло, но не роптали, перенося невзгоды. Наш народ оказался неблагодарным. Ереван пал. Вся Армения охвачена красной лихорадкой. Но я не отчаиваюсь. Силы следует сберечь. Вот почему я без единого выстрела сдаю Кешкенд. Дашнакские подразделения движутся к Зангезуру. Нужно соединиться с ними, сосредоточиться в одном месте и сжаться в единый кулак, чтобы раздавить красного дьявола. — Он гневно потряс кулаком в воздухе. — Нам предлагают сдаться. Условия таковы: гарантируется свобода тем, кто сдастся, остальные могут покинуть уезд. Лично я направляюсь в Зангезур. Кто хочет присоединиться ко мне, пусть выйдет из строя.

Ряды заколебались. На лицах солдат были написаны тревога и беспокойство. Некоторые начали негромко переговариваться друг с другом.

— Ну? — бесстрастно спросил Япон.

Несколько человек отделились от шеренги и стали лицом к строю. Это были телохранители Япона. Их примеру последовали те, кто рьяно участвовал в облавах, обысках и расстрелах, все те, кто прославились своей жестокостью. Набралось возле Япона порядочно людей, числом около пятисот. Остальные не тронулись с места. Стояли люди лицом к лицу, ставшие за минуту кровными врагами, и с подозрением смотрели друг на друга.

— Что думают остальные? — в голосе комиссара послышалась угрожающие нотки. — Ты, например, — Япон ткнул пальцем в пожилого солдата. — Продаться решил, мерзавец?

Тот боязливо ответил:

— Ваше превосходительство, я устал воевать. Куда мне деться от своей земли? Если я пойду с