Уайт-Ривер в огне - Джон Вердон
Улыбка Гелтера была натянутой, как и хрипловатый тембр его голоса:
— Время летит, дружище. Ты должен мне ответ. Надеюсь, правильный.
Гурни ответил на напор вежливым пожатием плеч:
— По правде говоря, боюсь, из меня вышел бы паршивый кандидат и ещё более паршивый генпрокурор.
— Ха! Именно такие слова и делают людей избранными. Герой поневоле. Без поз и фальши. Как какой‑нибудь скромный чёртов астронавт. Дар, не иначе! И ты даже не подозреваешь, что он у тебя есть. В этом вся магия.
Прежде чем Гурни успел сформулировать более жёсткий отказ, на поляну въехал громоздкий фургон спутниковой связи, за ним — широкий внедорожник «Шевроле». На обоих красовались одинаковые рекламные раскраски в красно‑бело‑синих тонах:
RAM‑TV — НА МЕСТЕ ОТКУДА ВЫХОДЯТ НОВОСТИ!
Как только из внедорожника вышла Стейси Килбрик, Клайн поспешил её приветствовать.
— Занавес вверх, — бросил Гелтер. Подмигнув Гурни, он направился к Клайну и Килбрик.
Поднялся неспокойный ветерок. Гурни вскинул взгляд и увидел, как с запада медленно наползает гряда туч. Темнеющее небо придавало всему происходящему зловещую окраску, и тревога, глухо набиравшая обороты внутри него, только усилилась. То, что никто, похоже, не разделял его опасений, делало всё ещё неприятнее.
59.
Следующие пятнадцать — двадцать минут показались Гурни постановкой пресс‑конференции, а не полицейской операцией.
Пока Клайн, Гелтер и Килбрик совещались, одна из ассистенток поправляла Стейси причёску, а техник закреплял микрофон на лацкане её блейзера. Ещё один член команды вместе с оператором подбирал для неё точку, чтобы в кадре были и дом, и каскад подвесных корзин с алыми цветами позади.
Тем временем мэр Шакер и шериф Клутц выбрались из «Эскалейда» и остановились рядом. Клутц покачивал белой тростью туда‑сюда, как метроном. Шакер жевал пончик. Капитан Белтц стоял, облокотившись на открытую дверь своего «Эксплорера», и, глубоко затягиваясь, курил.
Килбрик заняла позицию перед камерой, придала лицу решительно‑озабоченное выражение, кашлянула, кивнула оператору — и заговорила:
— Это Стейси Килбрик — специальный выпуск «NewsBreakers». В связи с неожиданным поворотом в деле о множественных убийствах в Уайт‑Ривер мы переносим на вечер запланированные на это время интервью ко «Дню матери». Прямо сейчас — в прямом эфире и без монтажа — мы покажем вам новый странный изгиб сюжета этого сенсационного дела. Только что стало известно: скрывающийся от правосудия шеф полиции Делл Бекерт, предположительно причастный как минимум к шести из семи недавних убийств в Уайт‑Ривер, намерен сдаться окружному прокурору Шеридану Клайну, который находится здесь, рядом со мной.
Клайн расправил мешковатый пиджак и, следуя безмолвной подсказке ассистента, занял место справа от Килбрик.
Она повернулась к нему:
— Похоже, охоте на Делла Бекерта приходит конец?
Клайн мрачно улыбнулся:
— Похоже на то. Мы взяли его в тесные клещи, и, полагаю, он наконец принял правильное решение.
— Верно ли, что вам удалось получить признание?
— Да. Чистосердечное. У нас есть всё необходимое, и мы ожидаем, что в ближайшие дни он изложит подробности.
— Когда, по вашим оценкам, он выйдет из дома и будет взят под стражу?
— Как только приедет его жена. Он согласился сдаться без эксцессов и дать полное признание, но потребовал присутствия заслуживающих доверия свидетелей. Забавно, что человек, привыкший вершить суд сам, теперь опасается, что кто‑то поступит с ним так же.
Пока Клайн говорил, на поляну выехали ещё две машины. Торрес их остановил, перекинулся парой слов с каждым водителем и направил их в хвост колонны. Гурни узнал внушительный зелёный Range Rover Хейли Бовиль Бекерт. Вторая была бежевая «Камри» — явно прокатная.
Из неё вышел Кори Пэйн, поймал взгляд Гурни и поднял руку, призывая подойти. Они двинулись навстречу и встретились у фургона RAM‑TV.
Пэйн выглядел взвинченным; нервозность так и била через край.
— Мне пришло странное сообщение от отца. Похоже, он слетел с катушек.
Он показал текст на экране iPhone, одновременно прочитав вслух:
— «Я сделал то, что сделал, ради общего блага. Принципиальные люди должны действовать. Я сдамся и всё объясню на вершине Холма Вознесения в 15:00».
Сообщение озадачило Гурни и своей краткостью, и смыслом. Он ещё не успел прокомментировать, как к ним подошёл Клайн и потребовал объяснить, что тут делает Пэйн.
Гурни протянул телефон.
Клайн дважды пробежал глазами текст и покачал головой. Казалось, с каждой минутой его возбуждение росло.
— Послушайте, с ним явно что‑то неладно. Психологически. Эмоционально. Неважно. Это не меняет сути. Факт: он сдаётся. Вот что важно. Давайте не распыляться. Кори, советую вам не путаться под ногами. Впрочем, это приказ. Мне не нужны сюрпризы.
Он глубоко вдохнул, окинул взглядом поляну:
— Все, кого запросил Бекерт, на месте. Через несколько минут соберём их перед домом. В этот момент он должен выйти сам… И этот чёртов кошмар закончится!
Он снова глубоко втянул воздух и направился к «Рендж‑Роверу», чтобы поприветствовать жену Бекерта.
Тем временем Килбрик брала интервью у Дуэйна Шакера — на участке, который телевизионщики наметили примерно в пятидесяти футах от дома. Завидев, как Клайн подал ей знак, она завершила беседу и, глядя прямо в камеру, произнесла:
— После этих важных объявлений мы вернёмся к событию, которого все ждали, — драматической сдаче убийцы из Уайт‑Ривер.
Килбрик присоединилась к Клайну в сопровождении троих членов своей команды. По их скупым жестам, по тому, как они «примеряли» взгляды к широкой площадке перед домом, Гурни понял: идёт планировка появления Бекерта — постановка выхода, расстановка свидетелей, порядок его передачи под стражу Клайну, — всё ради максимальной ясности и, разумеется, драматического эффекта. В какой‑то момент он уловил, как оператор спрашивает, сколько места в кадре следует отдать под цветочную экспозицию.
В то же время Торрес беседовал с «Комитетом безопасного прохода» Бекерта — с его женой Хейли, шерифом Клутцом, капитаном Бельц, Марвом Гелтером и мэром Шакером, только что закончившим укороченное интервью для Килбрик.
Четверо спецназовцев выбрались из безымянного фургона и стояли, привалившись к борту, с настороженными, бесстрастными лицами. Небо стремительно темнело, подвесные корзины с петуниями покачивал ветер. Где‑то за строениями неустанно гудел генератор, почти заглушая слабый, стеклянный звук телевизионного голоса.
Во всём этом ощущалось, что‑то глубоко, изначально неверное — и это «неверное» распаляло нервозность Гурни.
Медийность происходящего была, конечно,
