Уайт-Ривер в огне - Джон Вердон

Как раз в этот миг он услышал, как Клайн, обращаясь к Килбрик и её команде, объявил, что переставит свой автомобиль в более удобное положение, чтобы встретить Бекерта, когда того выведут через парадную дверь.

Пока Клайн отходил к «Навигатору», Гурни преградил ему путь. Как бы спутаны ни были его мысли и как бы глух ни стал Клайн к доводам, необходимость высказать опасения стала непреодолимой.

— Шеридан, нам нужно поговорить.

Клайн посмотрел на него холодно:

— Что теперь?

— Послушай. Скажи мне, что ты слышишь.

— О чём ты?

— Два звука. Генератор. И телевизор.

Клайн побагровел от раздражения, но вслушался, затем нетерпеливо кивнул:

— Ладно, что‑то слышу. Радио, телевизор, чёрт знает что ещё. И что с того?

— Уверен, это телевизор. И, судя по всему, он орёт из дома.

— Прекрасно. К чему ты ведёшь?

— Тебе не кажется странным, что Бекерт проводит последние минуты своей жизни на свободе у телевизора?

— Может, он смотрит новости — что о нём говорят.

— Вряд ли это приятно. Его полощут. Рвут на части прилюдно. Выставляют серийным убийцей, фанатиком, уверенным в своей правоте, подставляющим невиновных, абсолютным нарушителем закона и порядка. Образ, который для него значил всё, смыт в канализацию. Миру объявляют: Делл Бекерт — мерзкий преступник‑психопат, а его жизнь — сплошная ложь. Ты правда считаешь, что он хочет это слушать?

— Господи Иисусе, Гурни. Откуда мне знать, что он хочет слышать? Может, это форма мазохизма. Самонаказание. Да кто его знает. Я собираюсь арестовать этого человека. Конец истории.

Клайн протиснулся мимо и сел в «Навигатор». Выехав из колонны, переставил так, чтобы камера могла без помех отследить путь Бекерта — от входной двери, через цветник, затем по пятидесяти–шестидесяти футам газона — к распахнутой задней двери «Навигатора».

Наблюдая, как Клайн готовит себе звёздный час в эфире, Гурни всё сильнее тревожился, и в голове множились «а что, если…».

А что, если всё это, включая признание Бекерта, — тщательно скроенная уловка?

А что, если и взгляды Клайна на дело, и его собственные — ошибочны?

А что, если Бекерта в доме вовсе нет?

Чем длиннее становился список «что, если», тем настойчивее в сознании всплывал один‑единственный вопрос, внушённый ему давним наставником из нью‑йоркской полиции. Он ясно видел суровое ирландское лицо, пронзительные голубые глаза и слышал насмешливо‑испытующий голос:

А что, если преступник именно этого и добивался — чтобы вы узнали ровно то, что узнали, и пришли ровно туда, где стоите сейчас?

Когда Клайн возвращался к Килбрик, Гурни вновь остановил его — чувство срочности подталкивало к действию:

— Шеридан, тебе надо пересмотреть уровень риска. Он может быть выше, чем ты думаешь.

— Если ты беспокоишься о собственной безопасности — не стесняйся, уходи.

— Я беспокоюсь о безопасности всех, кто здесь.

Пока они спорили, Торрес вёл пятерых отобранных свидетелей к дому. Обеспокоенный взгляд Хейли Бекерт, брошенный через плечо, подсказал: слова Гурни она услышала.

— Господи, — процедил Клайн, — говори тише.

— Если я буду говорить тише, риск не уменьшится.

Клайн заметно напрягся:

— У меня здесь полностью экипированный спецназ. Плюс капитан Бельц. Плюс детектив Торрес. У меня собственное оружие. Полагаю, у вас тоже. Мы справимся с любыми сюрпризами. — Он развернулся, чтобы уйти.

Гурни крикнул ему вслед:

— Тебе не приходило в голову, что все ключевые сторонники Бекерта собрались именно здесь?

Клайн остановился, обернулся:

— Ну и что?

— Предположим, они здесь не по той причине, о которой ты думаешь. Предположим, ты ошибаешься во всём.

Клайн шагнул ближе и понизил голос:

— Предупреждаю: если ты сорвёшь наши договорённости, если предпримешь хоть что‑нибудь, что помешает выдаче Бекерта, я лично подам на тебя в суд за воспрепятствование правосудию.

— Шеридан, признание лишено смысла. Сдаваться — бессмысленно. Происходит нечто ужасное, чего мы не видим.

— Чёрт побери! Ещё слово… ещё слог этого безумия… — и я прикажу тебя убрать.

Гурни промолчал. Он заметил, что Хейли Бекерт, нахмурившись, с любопытством наблюдает за ними. Она отделилась от группы, которую Торрес выстроил полукругом у входа, и пошла по лужайке к Гурни и Клайну.

Спустя секунду мир взорвался.

60.

Гурни потребовалось мгновение, чтобы осознать происходящее.

Оглушительный хлопок; ударная волна, врезалась в него с той стороны тела, что была обращена к дому; жгучие уколы, словно дробь, в лицо и шею; воздух, набитый летящей грязью и пылью; едкий запах динамита — всё разом. А следом — раскалённый звон в ушах, на фоне которого крики вокруг звучали далеко и глухо.

Когда пылинки начали оседать, ужас медленно вошёл в фокус.

На противоположной стороне лужайки, на тлеющей, примятой траве, лежали Дуэйн Шакер, Гудсон Клутц и Джо Бельц — опознать их можно было разве что по уцелевшим лоскутам одежды, прилипшим к изуродованным телам. Даже с расстояния Гурни, с трудом борясь с подступившей тошнотой, увидел: у Шакера нет ни носа, ни челюсти. У Бельц отсутствует голова. Внутренности Клутца вывернуты наружу. Его правая рука всё ещё сжимала белую трость, но кисть лежала не менее чем в ярде от кровавого обрубка запястья. Марвин Гелтер, распластанный на спине, был залит кровью до такой степени, что невозможно было понять, откуда она льётся.

Торрес едва держался на ногах. Он медленно двинулся в мясорубку, проверяя, похоже, признаки жизни, как санитар на пустоши после боя.

Хейли Бекерт стояла на четвереньках в футов пятнадцати от Гурни. Спина, перепачканная грязью, ходила от частого дыхания. Её водитель выскочил из «Рендж‑Ровера» и опустился рядом на колени. Что‑то сказал — она кивнула. Оглядевшись, закашлялась.

Когда к Гурни вернулась способность слышать, за спиной прорезались сдавленные крики боли. Он обернулся и увидел: у четверых спецназовцев, которые минутой раньше стояли, привалившись к своему фургону, резко ухудшилось зрение. Похоже, в момент взрыва все они глядели в сторону группы у дома — и все получили в лицо и глаза разлетевшуюся грязь и осколки.

Один выронил штурмовую винтовку; споткнулся о неё и, ругаясь, рухнул на землю. Другой — без видимого оружия — согнулся пополам и, морщась, пытался сфокусировать взгляд. Третий ходил кругами, держа винтовку в одной руке, а кончиками пальцев другой терев закрытые веки; попеременно стонал сквозь стиснутые зубы и выкрикивал:

— Что, чёрт возьми, произошло?