Уайт-Ривер в огне - Джон Вердон
Он огляделся. Никого.
— Эй! — окликнул он.
Ответа не было.
Он обошёл сарай. Сочная весенняя трава, укрытая тенью старых яблонь, была влажна от росы — но никаких следов.
Вернувшись к Ауди, он снова оглядел окрест: пастбище, пруд, расчищенную полосу вдоль опушки леса. Ни души.
Пока он раздумывал, что делать дальше, послышался слабый скребущий звук. Ещё раз — теперь отчётливее, и, казалось, из зарослей над прудом. Единственное, что там бросалось в глаза, не относясь к флоре, — трактор, которым он пользовался для расчистки своего маленького археологического участка.
Подогретый любопытством, он пошёл по тропинке, ведущей к раскопу. Скрежет усилился. Завернув за поворот, он увидел широкое прямоугольное отверстие, но источник звука обнаружил лишь у самого края.
Мужчина, с головой ушедший в работу, ручным шпателем вычищал щель между двумя камнями фундамента. На нём были бежевые брюки, дорогие коричневые мокасины и спортивная рубашка в тропическом стиле — яркий принт с пальмовыми листьями и туканами.
Не поднимая глаз от земли, мужчина произнёс:
— Я бы датировал это семнадцатым веком. Плюс‑минус двадцать лет. Может, даже тысяча шестьсот восьмидесятый. Здесь интересные очаги коррозии.
Он постучал кончиком шпателя по поверхности перед собой — и Гурни узнал инструмент: тот самый, что он держал на месте раскопок.
— Четыре отдельных слоя, с интервалом примерно в три фута.
Теперь он распрямился — долговязый, журавлиного сложения, с редеющими волосами цвета своих бежевых брюк. Когда он взглянул на Гурни, линзы роговой оправы увеличили глаза.
— Те остатки цепей, о которых вы упоминали в сообщении? Они тянулись вдоль основания этой стены, верно?
Кого‑то могло оттолкнуть, что доктор Уолтер Трэшер — слегка аутичный — пренебрегает светскими приличиями, но Гурни, ценивший прямой переход к сути, считал это достоинством.
— Верно. Прямо под пятнами ржавчины, — подтвердил он, озадаченно нахмурившись. — Я думал, вы говорили, что приедете завтра. Я что, потерял день?
— Ничего вы не потеряли. Просто проезжал мимо. Ехал из Уайт‑Ривер в Олбани, подумал: вдруг вы дома. Подкатил к сараю, увидел ваш трактор и решил, что не ошибся местом. Интересно. Очень интересно.
С этими словами он отложил мастерок и с неожиданной ловкостью вскарабкался по короткой лестнице из котлована.
— Интересно — в каком именно смысле?
— Не хотел бы забегать вперёд. Всё зависит от природы артефактов. Вы говорили о молочных зубах? И о ноже?
— И ещё немного стекла, ржавые фрагменты металла, крючья для растягивания шкур.
Во взгляде Трэшера появилась особая, собранная напряжённость. — Сейчас нет времени разбирать всё подряд. Возможно, только нож и зубы. Беглый осмотр устроит?
Гурни пожал плечами: — Без проблем. Он хотел было попросить Трэшера подбросить его к дому, но прикинул: низкая посадка А7, скорее всего, увязнет в колее на пастбище. — Подождите здесь. Я мигом.
Трэшер стоял у своей машины, когда Гурни вернулся с ножом и банкой из тёмного стекла с зубами внутри.
Трэшер внимательно, но быстро осмотрел нож — особенно отметину на чёрной рукояти, похожую на вырезанный полумесяц величиной с ноготь. Наконец коротко кивнул, удовлетворённо хмыкнул и вернул нож. Баночку же взял осторожнее, почти благоговейно: сперва поднял на свет, изучая содержимое сквозь стекло, затем открутил крышку и посмотрел на крошечные зубы. Он медленно наклонил банку, позволив одному зубу мягко скатиться на ладонь, поворачивал её то так, то эдак, ловя разные ракурсы. Потом вновь положил зуб обратно и плотно закрыл крышку.
— Не возражаете, если я заберу это на день‑другой? Нужен микроскоп, чтобы понять, что именно у нас.
— Вы сомневаетесь, что это молочные зубы?
— О, это определённо молочные. Тут сомнений нет.
— Ну тогда…
Трэшер запнулся; на лице на миг проступила тревога. — Они могли попасть в эту банку разными путями. Пока не взгляну поближе, давайте оставим вопрос открытым.
11.
От амбара к дому вели две дороги. Одна — прямее, подъездная, шла через пастбище. Другая, кольцевая, уводила в лес за пастбищем, затем огибала его и подходила к дальнему краю курятника и внутреннему дворику, выложенному голубым камнем.
Гурни выбрал второй маршрут. Он вбирал в себя лес, позволяя его красоте, шуму и аромату пропитать его душу — шорохи и щебет, сладость воздуха, крошечные голубые цветы среди сочных папоротников, — чтобы развеять ту неясную тревогу, что осталась после реплики Трэшера.
Когда он этим обходным путём вышел к дому, с городской дороги донёсся шум приближающегося автомобиля. Вскоре из‑за сарая показалась маленькая белая машина. Она сбавила ход и, подпрыгивая, поползла через пастбище.
Машина остановилась в сорока–пятидесяти футах от боковой двери, возле которой стоял припаркованный “Аутбэк” Гурни. Из белой машины вышла женщина и на мгновение застыла у открытой дверцы. Решив, что это, должно быть, Ким Стил, Гурни двинулся к ней через пастбище. Он уже собирался окликнуть её, когда она вернулась за руль и попыталась развернуться — и тут заднее колесо угодило в нору сурка и провалилось.
Он увидел, как она, уткнувшись лбом в обод руля, рыдает, вцепившись в него обеими руками. Тёмные вьющиеся волосы растрёпаны; лицо осунулось.
Гурни моргнул, на секунду сбитый с толку тем, что женщина была наполовину афроамериканкой — как‑то это не вязалось с его невольно сложившимся образом супруги белого полицейского из северных округов штата. Испытав досаду на собственные нелепые ожидания — и на скрытую под ними предвзятость, — он прочистил горло.
— Миссис Стил?
Под её глазами залегли красноватые, припухшие тени — такие остаются после долгих часов плача.
— Миссис Стил?
Она всхлипнула, не поднимая взгляда от руля: — Чёртова… дурацкая… машина.
— Я могу вытащить вашу машину трактором. Пойдемте к дому, а о колесе я позабочусь. Ладно?
Он уж было собрался повторить предложение, как она резко распахнула дверцу и выбралась наружу. Он отметил, что рубашка застёгнута неровно. Несмотря на жару, она плотнее закуталась в свободную хаки‑куртку.
Он провёл её во внутренний дворик и показал на один из стульев у маленького металлического столика, как в уличных кафе:
— Не хотите чего‑нибудь выпить? Воды, кофе?
Она села и покачала головой.
Он опустился напротив. Видел в её лице скорбь, истощённость, колебание, тревогу.
Он заговорил мягко:
— Трудно понять, кому можно доверять, верно?
Она моргнула и посмотрела на него пристальнее:
— Вы полицейский в отставке?
— Был детективом убойного отдела в нью‑йоркской полиции. На пенсии после двадцати пяти лет службы. Мы с женой уже три года