Там, где бродят каннибалы - Мерлин Тэйлор

Тогда я впервые увидел, как маленький проводник двигается. Он оттолкнул женщину от себя и наклонился так, что маленький сетчатый мешочек на его шее свободно болтался. Он погрузил в него свою руку и, вытащив что-то, поднес ко рту.　

Пронзительный звук свистка разрезал воздух высоко над толпой атакующих дикарей.　

Действие этого звука на жителей деревни было электрическим. Как один человек, они остановились и упали на корточки!　

Теперь Мурия кричал на них. Слова буквально лились с его губ, и он подошел к сидящим на корточках воинам и, остановившись в нескольких ярдах от них, выкрикнул какую-то последнюю команду. Свисток снова подлетел к его губам. Еще раз прозвучал тот же звук, и дикари вскочили на ноги, развернулись и пошли обратно тем же путем, которым пришли.　

Женщина подошла к маленькому каннибалу. Он приказал ей следовать за воинами, а сам повернулся к нам, и с его губ сорвался смех, громкий торжествующий, издевательский. В следующее мгновение он тоже рванул со всех ног к дальним воротам.　

«Что это значит? Что он им сказал?» — взволнованно спросил Хамфрис по-мотуански.　

Констебль Майке покачал головой.　

«Он был так далеко, что я понял только несколько слов, — ответил он. Он велел им слушать свист своего хозяина и повиноваться, а затем велел им уйти».　

Только теперь мне пришла в голову фраза отца Гонсалеса в миссии Рараи о «волшебном рожке», которым Япице управлял своим народом.[12]

Глава XVIII. Дорога в неизвестность

Хамфрис задумчиво погладил подбородок и посмотрел на деревенскую улицу в сторону ворот, за которыми только что исчез Мурия.　

«Что касается погони за капатеями, то, все кончено, — сказал он, — Без проводника мы будем ходить в джунглях кругами, и никуда не выйдем. В дополнение к этому, у нас осталось мало провизии. Кроме того, это не карательная экспедиция, и Капатея снова кажется тихой. Посмотри на эту погребальную платформу».　

Однако никто из нас не взобрался по грубой лестнице, чтобы взглянуть на труп. Есть вещи, против которых бунтует любой желудок. Мы просто убедились, что там было тело, и, судя по признакам, это было тело вождя. Кайва, деревенский констебль, который однажды хвастался своим «другом» Япице, был подробно допрошен. Он признался, что никогда не видел Япице. А рассказать о «дружбе» с мятежным вождем его заставил страх перед береговыми носильщиками, которые пытались ему угрожать. Он также сказал, что верит в то, что Япице мертв, как утверждают капатеяне.　

Когда, наконец, мы потеряли всякую надежду получить от него какую-либо информацию, он быстро вернулся к своим товарищам, и через несколько мгновений я услышал, как он безудержно хохотал. Что бы ни забавляло его до истерики, но носильщики, по-видимому, не разделяли его настроения, ибо смотрели на полицейского с недоумением, как бы раздумывая, не сошел ли он вдруг с ума.　

«Мы должны решить здесь и сейчас, каким должен быть наш следующий шаг, — сказал Хамфрис. — Я не буду скрывать от вас, что от этого решения может зависеть очень многое, даже наша жизнь. Если мы вернемся к Керепи и направимся к побережью кратчайшим и самым безопасным путем, запасов еды будет достаточно, чтобы продержаться до конца. С другой стороны, мы добрались до Тавиви. Насколько мне известно, ни один белый человек никогда не проникал за его пределы. Вон там на востоке лежит хребет Поул. Что за ним, мы не знаем. Что находится на самом хребте, мы тоже не знаем. Если мы сможем добраться до него и следовать по нему на юг, мы вовремя доберемся до побережья. Но это очень большое „если“. Я позволю вам, ребята, голосовать так, как вы чувствуете. Вам не нужно думать о полицейских или носильщиках. У них все будет лучше, чем у нас, независимо от того, как мы поступим».　

Решение не заставило себя долго ждать. Даунинг озвучил мои собственные мысли, и я знал, что Хамфрис того же мнения.　

«Удача сопутствует нам, — сказал фотограф. — У нас пока не было ни одного происшествия, достойного упоминания. Мы не потеряли ни одного человека. Особой враждебности в Капатее мы не встретили. Давайте продвинемся к хребту и рискнем».　

Памятуя о репутации народа Тавиви, мы приняли особые меры предосторожности, покидая относительно безопасную деревню. Каждому носильщику было приказано держать в руке топор или нож, а не привязывать его к своей ноше. Полицейские носили винтовки дулами вперед, и им запрещалось вешать их на спину. Наши собственные кобуры были расстегнуты, и револьверы были наготове. В авангарде постоянно находилось не менее четырех полицейских и столько же в тылу. Другие полицейские были рассредоточены среди носильщиков.　

Когда мы покидали Тавиви, направляясь по компасам на восток, мы не видели ни одного дикаря. Тропа была широкая, и мы быстро подошли по ней к небольшому ручью. С другой стороны ручья мы нашли лишь узкую охотничью тропу, извилисто протянувшуюся вверх по склону. Она предательски кренилась к каменистому руслу ручья, и мы медленно шли по ней, осторожно ставя одну ногу и только после этого поднимая другую.　

Внезапно позади нас четверых, идущих в авангарде, раздались испуганные крики. Носильщики сбросили свои грузы и попытались сбиться в кучу на этой узкой тропе, так, что их невозможно было обойти. Было ли это нападением на середину нашей вереницы? Мы не слышали выстрелов, только этот крик, и, похоже, он исходил от ручья ниже тропы. Носильщики кричали, что один из них был ранен копьем или дубинкой, упал с горы и его уносят дикари.　

«Стойте на месте», — приказал я двум полицейским, и добавил Даунингу:　

«Оставайся с ними, Гарри, пока не услышишь выстрел или мой свисток. Тогда беги ко мне».　

Я присел на корточки и, цепляясь за корни, кусты, камни, вросшие в холм, — за все, что могло бы замедлить этот крутой спуск, соскользнул к ручью и пошел по нему в обратную сторону. Наверху я мог слышать носильщиков, а иногда и мельком их видеть.　

В воде что-то плескалось, и эти крики становились все громче и громче. Я вышел из-за поворота и увидел человеческую фигуру, лежавшую в ручье. По коричневому цвету его кожи я понял, что это был носильщик. Я вошел в воду, взял папуаса за копну волос и поднял на ноги. Ужасное зрелище предстало моим глазам.　

От шеи до талии, спереди и сзади кожа почти полностью сошла, и виднелась ободранная, кровоточащая плоть. Как будто кожу с него содрали живьем. Я