Там, где бродят каннибалы - Мерлин Тэйлор
Мы продвигались по траве с острыми краями, пока не достигли другой деревни, окруженной прочной оградой, и разбили там наш лагерь. Всю ночь мы слышали крики, доносившиеся издали, но нас никто не беспокоил.
Как обычно, грузы носильщиков были сложены под брезент на случай дождя. Форнье положил череп поверх груза, и носильщики решили спать под открытым небом, а не спать в палатке невдалеке от зловещей находки.
Али, наш главный повар, происходил из племени ороколо с залива Папуа, и всю свою жизнь он жил в пределах видимости, звуков и запаха моря. Горы и густые джунгли угнетали его, и, поскольку он принадлежал к унылому и серьезному народу, погрязшему в суевериях и вере в колдовство, череп, очевидно, оказывал на него пагубное влияние.
«Здесь находится», — сказал он, когда мы отчитали его за то, что он не ел ужин. Он повернулся, уставился на череп, а затем попеременно начал выть, стонать и рычать — было похоже, что он изо-всех сил пытался прогнать этого «дэббила-дэббила». Мы приказали ему заткнуться, но он только сильнее застонал, и мы прогнали его от нашей палатки.
Он убежал к носильщикам, и через несколько мгновений мы услышали их визг, а к нам подбежал Каури, наш второй повар.
«Хозяева! — воскликнул он, — дэббил-дэббил напал на Апи».
Тут же к нам подбежал сам Апи. Его ноги и руки сильно тряслись, а плечи и грудь были покрыты кровью. На его теле мы обнаружили дюжину ужасных порезов ножом.
«Кто это сделал?» — спросил Хамфрис.
«Я порезался, чтобы выпустить дэббила-дэббила из своего тела» — простонал Апи, и мясницкий нож выпал из его руки.
«Ты испортил чертовски хорошего повара, — прорычал магистрат. — Гарри, достань свою аптечку, мы его вылечим».
«Нет, нет, — запротестовал Апи, — лучше я умру».
Рывком он перепрыгнул костер, у которого мы стояли, бросился к деревенской изгороди, повозился с засовом ворот и исчез.
«Он вернется» — предсказал Хамфрис, и мы больше не думали об этом, пока на следующее утро не обнаружили, что он не вернулся. Тогда мы сочли его потерянным. Если он еще не был убит дикарями, то скоро будет, как мы думали, и, хотя он был верным и симпатичным парнем, мы решили не предпринимать никаких усилий, чтобы найти его. Наши собственные жизни были в слишком большой опасности.
Наш путь на следующее утро лежал по вершине хребта, и нас озадачило, что мы не видели папуасов. Но я не мог отделаться от ощущения, что окружающие нас джунгли не так безлюдны, как казалось. Какая-то зловещая тишина повисла над ними, и, идя позади двух полицейских, которые шли впереди колонны, я заметил, что они тоже как будто встревожены. Они пристально смотрели вперед, вдоль тропы, где вдалеке шумно порхали над деревьями какаду — верный признак того, что на земле их кто-то потревожил.
Потом мы подошли к вершине хребта, и тропа вывела нас из джунглей в поросшую травой местность. Вдруг один из полицейских резко остановился и показал вперед трясущимся пальцем. Менее чем в ста ярдах возвышенность была покрыта вооруженными туземцами, четко видимыми на фоне неба!
Лишь минуту или две они стояли, прежде чем исчезнуть, очевидно, скрывшись за холмом. Однако, когда мы поднялись на вершину, их уже не было, и тропа к тому месту, где снова начинались джунгли, была маняще безлюдной.
Несколько минут полицейские стояли на вершине холма и тревожно осматривали местность впереди нас. Обученные методам жестокой войны, они видели опасность в той самой тишине, которая окружала нас. Когда мы снова пошли, их винтовки были наготове, и они, сосредоточив все свое внимание на обстановке впереди, нередко ненамеренно наступали друг другу на пятки на узкой тропе, которая не позволяла им идти в ряд.
Их нервозность передалась и мне, и я расстегнул кобуру револьвера, чтобы при необходимости одним движением вытащить его.
Когда мы в составе авангарда вошли в джунгли, первый из наших носильщиков, охраняемый двумя полицейскими, был еще в пятидесяти ярдах позади. Прямо перед нами тропа резко поворачивала, и мы остановились; один из полицейских вышел вперед и выглянул из-за поворота. Потом он подал нам сигнал идти дальше.
В двадцати ярдах за поворотом внезапно показалась небольшая полянка. Когда мы вышли на нее, послышался треск подлеска, дикие вопли раздались в джунглях вокруг нас, всего мгновение назад лес, лишенный всякого звука и движения, буквально наполнился туземцами и ощетинился оружием!
Одним коротким взглядом я заметил быстро сужающийся круг обступивших нас черных тел. размалеванные лица папуасов светились радостью, внушаемой им грядущим пиром. Мгновенно я почувствовал в полной мере серьезность нашего затруднительного положения. Сзади я слышал визг носильщиков, крики полицейских, пытавшихся удержать в веренице охваченных паникой людей. Затем воздух разрезал пронзительный свисток — раз, другой, третий, — и я понял, что Хамфрис и еще несколько полицейских спешат нам на помощь.
Но было ясно, что они не смогут поспеть вовремя, что уже через минуту-две на нас обрушится град стрел и копий, и если мы каким-то образом увернемся, тут же налетят дикари с дубинками, и двое моих полицейских и я будем мгновенно убиты. Никогда еще мысли не носились в мозгу человека так быстро, как мои в это мгновение. В соответствии со своей выучкой мои полицейские держали винтовки наготове, но не стреляли. Твердо заученный ими устав предписывал, что они никогда не должны стрелять до тех пор, пока белый человек не отдаст приказ или пока им не грозит смерть.
Меня озадачило, почему нас еще не растоптали. Это медленное продвижение к нам совсем не соответствовало тактике войны в джунглях, где все рассчитано на быстрый и мощный рывок. Почему?! Почему?! Почему?!
Как вспышка, в моей голове промелькнул ответ на этот вопрос и возникло решение проблемы, на кону которой стояли три жизни.
Я бросил револьвер, сорвал с головы широкополую шляпу, схватил рубашку за воротник и натянул ее на голову. Затем я шагнул к дикарям. Был ли я прав, или я должен был заплатить за свое безрассудство жизнью?
В течение пяти-шести секунд мы стояли лицом к лицу, эти голые дикари и я. Прозвучало протяжное «ты-и-и-и» одного из них, и все бросились в дикое бегство по тропе, продираясь через подлесок, спотыкаясь о корни,