Три года взаймы (СИ) - Акулова Мария

— Лен, но двое пацанов — это уже точно на всю жизнь, понимаешь, да?

Она смеется, остаточно плачет, и активно кивает.

Я тяну к себе. Губы впечатываются в губы.

Ну и хорошо.

Считаем, условия обсуждены, договор закреплен.

Я беру себе в долг всю её долгую, красивую, счастливую жизнь, а своей заплачу.

Эпилог

Прошло шесть лет

Лена

— Дава, зайка, помоги Платону, пожалуйста, — мой голос звучит ровно и спокойно. А вот сын бросает на меня угрюмый взгляд.

Давид разбивает мне сердце, только не теми эмоциями, которые источает, а теми, которые я к нему испытываю.

Сколько бы лет ни прошло, как бы он ни взрослел — я до сих пор помню, как бодался изнутри в моем животе. Как мы друг у друга были самыми близкими. Как я с ним училась по-настоящему любить.

Мой сын. Моя надежда. Моя защита. Моя любовь.

Большая-большая. Такая же, как его младший брат — Платон.

Сейчас у обеих Андреевичей непростой период. Я уж не знаю, чем мы это заслужили, но характеры у пацанов раскрываются роскошно и очень по-разному.

Я с каждым днем всё ближе к дурдому, но держусь.

— Не зайка, мама, — Дава бубнит, но слушается. Забирает у младшего брата машинку и распутывает связанную замысловатым узлом веревку. Даву папа научил, а Платон не видел, как развязывать.

Сыновья успевают ещё раз поссориться и помириться, пока я пакую их в детские кресла в большой машине.

Дава бьет Платона грузовиком по голове. Платон начинает плакать. Я пытаюсь спасти их хрупкий мир и свою менталку.

Мы с Андреем с самого начала убеждали себя, что делает детям огромное одолжение за свой счет. Сыновья вырастут и будут счастливы иметь в лучших друзьях — брата. Один старшего, второй младшего. Но пока они вырастут, боюсь, мы кончимся.

Сначала пристегиваю Платона, а потом проверяю, как справился Давид. У них разные характеры. Может быть позже я начну видеть больше сходства, но пока два моих сына для меня — полярности.

Давка — лидер, эгоист и собственник. Упрямый и бесстрашный.

Платоша — нежный, заботливый, очень добрый. Уступчивый и не умеющий держать зла.

Так и сейчас — он уже отвернулся к своему окну и с любопытством следит, как оставшиеся в школе на продленку дети играют.

А Дава дует губы.

Вырастет — будет страх наводить. Но я его мать. И я не боюсь. Сжимаю всё ещё пухленькие щечки и насильно в них много раз чмокаю.

— Ну ма-а-а-ама! — И в нос тоже. Пока не оттает.

Глажу по голове, смотрю в глаза. В его зеленых, точь-в-точь, как у моей мамы, мятеж и в то же время нужда в моей любви. Я её чувствую. И я всегда её заполняю.

— Я тебя люблю. Хорошо?

Кивает.

Отпускаю.

Захлопываю дверь и, обходя большой внедорожник, который вожу вот уже три года, еле держусь, чтобы не перекреститься.

Андрей, кстати, тоже поменял свой Мерседес на побольше. Венок переехал с ним, я проверила.

Я люблю детей больше жизни. Мне кажется, я хорошая мать. Но господи… Как же я рада, что сейчас отвезу их бабушке!

Заняв водительское место, поправляю зеркало заднего вида. Прикусываю уголки губ, чтобы не улыбаться, когда вижу, что Платон, сзади, уже протягивает Даве грузовик со словами:

— Давай вдвоем играться. Нормально только.

Давка согласен. Я счастлива практически до слез.

Идиллия длится необходимые мне пятнадцать минут. Мы почти успеваем доехать до Талии Леонидовны.

Мои свекры всё так же живет в Греции, но периодически приезжает к нам на несколько месяцев. Бывает, вместе со свекровью приезжает Яннис Игнатьевич и даже Дария. За шесть проведенных в лоне семьи Темировых лет я стала её уверенной и смею даже предположить, что незаменимой, частью.

Талия Леонидовна — моя вторая мама. Я люблю её до раз за разом повторяющихся при прощании слез. Яннис — второй отец. Как для Андрея, так теперь и для меня.

У моих детей лучшие в мире бабушка с дедушкой и очень занятая тетя.

Родители… Тут сказать сложно. Иногда мне кажется, мы с Андреем невероятные. Практически супер-герои. Иногда, что наделали сыновьям уже столько травм, что в будущем они разорятся на психотерапевтах, но мы стараемся от всей души.

После пятнадцати минут тишины на заднем сиденье снова разгорается скандал. Дава психует — бросает машинку вниз. Платон начинает плакать. Я хочу напиться.

Очень вовремя звонит Андрей.

Я решаю, что пусть и он послушает.

— Ты на громкой и в салоне дети.

Успеваю протараторить, пока в динамик Андрею, скорее всего болезненно, не врезается плач нашего младшего и крик старшего:

— Да что ты постоянно ревешь?!

Действительно. Может быть потому, что ты постоянно его задеваешь?

Мамой быть сложно. Но они — моя большая разделенная на двоих душа. Смысл жизни. Ее цель.

Дорогой дневник, как их не прибить?

Я, кстати, начала седеть. Уже второй год раз в три месяца крашу волосы в свой натуральный цвет, чтобы окружающие не замечали сходу, как мне повезло быть счастливой мамочкой двух ангелочков-погодок.

Но жаловаться грех. Если сравнивать с другими женщинами, у меня всё легко. Есть прекрасный муж, няня, деньги, здоровые дети.

— Дав, ты что уже сделал? — Голос Андрея звучит не строго, но определенно более весомо, чем мой.

Сыновья отца не боятся. Мы ни разу даже голос толком не повышали на них, не говоря уж о том, чтобы бить, но то, что Андрей вселяет в них трепет и уважение — абсолютный факт.

Папа — наша последняя инстанция.

— Я ничего не делал, папа! Он просто любит плакать!!!

С одной стороны, я знаю, что Давид — врушка. С другой, он в чем-то очень прав. Платоша в курсе, что его слезы — это билет к тому, что проблему за него решат родители. И когда тебе пять — это допустимо, но дальше будет сложнее.

Прокашлявшись, скашиваю взгляд на Давку. Мол, ты пытаешься отца обмануть?

У старшего бегают глазки.

А я заставляю себя расслабиться. Немного двигаюсь на комфортном сиденье и разжимаю мышцы спины. Один из важнейших приобретенных за годы жизни с Андреем навык — полагаться.

Мне было сложно осознать эту возможность и принять свое право на неё. Я сирота. Я двадцать лет прожила в мире, где мне не на кого надеяться. Где каждый мой косяк наказуем. Тогда моя жизнь походила на бесконечный свободный полет, пусть я даже этого не осознавала. Когда осознала — плакала долго от жалости к себе. Это был один из важнейших инсайтов моей терапии.

Я понятия не имела, как воспитывать своих детей. Жестокий рок лишил меня родительского примера. Мне сложно было наложить на себя модель обычной, хорошей семьи. В глубине души я не верила, что заслуживаю. Иначе… Почему тогда у меня ее не было, когда у всех вокруг — да?

Теперь я знаю, что это не вопрос заслуг. Это случайность, которая законсервировала любовь внутри меня. Я наконец-то без страха её раскрываю перед теми, кто в ней нуждается.

— Ладно, я машинку бросил!

— Зачем бросил?

— Потому что Платон не умеет нормально играть!

— Так научи. Ты старший брат.

Платон тоже перестает плакать и с интересом слушает папу.

Меня шатает между желанием наконец-то отвезти детей с ночевкой к бабушке и тоской, которую я непременно испытаю, как только мы с Андреем без них зайдем вечером в свой дом.

Нас пригласили на мероприятие Виктор и Ирина Милославские.

Я хочу пойти. Андрей тоже. Но мамочка я сумасшедшая. Без сыновей мне сложно.

Андрей тем временем гасит конфликт.

Встав на светофоре, я быстро отстегиваю ремень безопасности, достаю машинку со дна машины, возвращаю на сиденье и снова пристегиваюсь.

Дети увлекаются. Андрей переключается на меня:

— Выключи с громкой.

Вставив наушник, слышу:

— Почему мы не отдали их маме до совершеннолетия, напомни? Она так просила себе этих бандюков.

Смеюсь, выдавая в себе ту еще истеричку. Вытираю слезы и продолжаю путь.