Дом на линии огня. Хроника российского вторжения в Донбасс - Дмитрий Дурнев
КПСД был собран, чтобы решать вопросы организации сопротивления российскому нападению, для координации митингов и их защиты. Поначалу КПСД сидел в здании в центре города, но в течение нескольких недель там стало совсем опасно, и теперь встречи проходили на четвертом этаже административного здания трамвайно-троллейбусного управления. В соседней комнате с нами заседало некое землячество ветеранов военно-морского флота СССР.
На одной из первых встреч комитета еще незнакомый мне интеллигентный лысоватый парень встал и заявил, что ему невыносимо видеть, как какие-то гопники уродуют его город и ставят на бульваре Пушкина наружную рекламу с надписью „ДНР“: у него в кармане есть перочинный нож, и он сегодня же все эти рекламы порежет. И действительно, пошел — вместе с девчонками во главе с Дианой Берг. Их всех, к счастью, забрали в милицию, и только там обнаружилось, что предводитель задержанных с перочинным ножом — Костя Батозский, официальный советник нового губернатора-олигарха Таруты. Он у меня потом много лет был записан в телефоне как „Костя Партизан“.
Никто до конца не понимал, что происходит. Я помню, как меня неприятно поразила новая знакомая, журналистка из Великобритании, которая вдруг стала проводить параллели между тем, что она видела в Донецке, и началом войны в бывшей Югославии. Помню, как приехавший из Праги фотограф Петр Шеломовский, поработавший в Крыму, начал рассказывать за столом у меня дома, как сейчас вокруг все посыпется: начнут предавать милиция, СБУ, государственные чиновники… Все это раздражало и казалось ерундой — соцопросы показывали, что за независимую „Донецкую республику“ выступают 2% населения региона, около 20% предпочитают укреплять связь с Россией, а остальные, подавляющее большинство, так или иначе видят свое будущее в Украине. Мы знали, какого качества люди собрались у облгосадминистрации, и совсем не понимали ажиотажа вокруг них.
Павла Губарева и часть его людей арестовали сотрудники СБУ, и всем начало казаться, что ситуация под контролем. Однако 6 апреля все повторилось: снова приехали мужчины из Ростова-на-Дону, снова начался штурм здания облгосадминистрации. Толпы непонятных, случайных людей заполняли казенные кабинеты, грабили и остервенело ломали все, что попадалось под руку, а часто просто испражнялись на столах. Когда в тот же день в захваченном сессионном зале Донецкого областного совета (он был на первом этаже здания ДонОГА) зачитали под камеры текст „декларации независимости ДНР“, это было всерьез воспринято только в Москве, а у нас вызвало ощущение какого-то театра абсурда.
В тот же вечер я шутя предложил Лене Стяжкиной отменить „суверенитет ДНР“ на том простом основании, что наша организация в разы круче и, главное, выше: эти „объявляльщики“ сидят практически в подвале облгосадминистрации, а мы с КПСД — аж на четвертом этаже трамвайно-троллейбусного управления! Мы очень быстро написали соответствующий текст и разослали его по членам комитета. В то чудное время любая каверза становилась явью за считаные часы: нас вдруг все активно поддержали, и уже на следующий день от имени КПСД мы объявили об отмене „ДНР“.
„В связи с событиями последних дней в КПСД поступали многочисленные обращения граждан с заявлениями об их несогласии с созданием Донецкой республики и объявлением о ее присоединении к соседнему государству, а также с проведением референдума без соответствующей нормативной базы“, — говорилось в нашем заявлении. Дальше мы максимально серьезно писали, что в связи с этим комитет уже 7 апреля в Донецке провел Народные сборы, на которых было принято решение:
„1. Отменить решение о создании Донецкой республики.
2. Запретить проведение любых референдумов на территории Донецкой области до создания соответствующей правовой базы.
3. Признать незаконными заявления об отделении Донецкой области от Украины и сохранить регион в составе независимого Украинского государства“.
Заявление широко разлетелось по СМИ. Московская газета „Коммерсантъ“, не особо разбираясь, тут же сообщила, что в Донецке отозвали свое собственное решение о создании Донецкой республики. О „самороспуске“ ДНР стали говорить все, а публицист Виталий Портников написал, что это было сделано по команде Москвы, которая сама не знает, что дальше делать с „сепаратистами“. „Республика диверсантов больше не нужна ни Путину, ни Ахметову. Или — пока не нужна“ — такой была основная мысль колонки уважаемого киевского аналитика. Среди донецких захватчиков администраций вся эта какофония вызвала настоящую панику. Эффект был для нас совершенно невероятным, мне из огромного сонма отзывов больше всего понравились стихи на злобу дня поэта Игоря Иртеньева:
Прощай, Донецкая республика,
Разбились в прах мои мечты.
Всего лишь дыркою от бублика
В итоге оказалась ты.
Пузырь, накачанный иллюзией,
Фантазии безумной плод,
В сравнению с тобою Грузия —
Литой державности оплот.
Хоть по себе ты не оставила
Ни гимна даже, ни герба,
Но всех изрядно позабавила
Твоя недолгая судьба.
А я уж было министерское
Себе там кресло приглядел.
Увы, нутро мое имперское,
Вновь оказалось не у дел.
Что делать, коль наивность детская
Опять поэта подвела,
Прощай, республика Донецкая,
Мечта двуглавого осла.
Видно было, что мало кто в горячке тех дней пытался выяснить, кто стоит за буквами КПСД. Между тем мы могли себе такое позволить: украинская областная власть всерьез опиралась на нас, потому что больше ей опираться в начале весны 2014 года было толком не на кого. Правоохранительные органы были откровенно дезориентированы. Мой адвокат Лена Радомская предупреждала меня, что в наше сообщество СБУ по привычке ввело своего агента; другие компетентные люди встретились со мной, чтобы сказать, что лидеров КПСД прослушивают силовики. Предупреждали меня силовики, скажем так, с гражданской позицией — редкость в то время. То есть для местных руководителей СБУ мы были какими-то несанкционированными активистами, явными противниками Партии регионов — такими же сомнительными личностями, как крымские татары и „прочие бандеровцы“.
Хваленая элита Донецкой области, годами кормившаяся лозунгом „Донбасс никто не ставил на колени!“, оказалась кучкой растерянных барыг, не понимающих, куда бежать и что делать. Все тот же Николай Левченко, который еще недавно строил себе репутацию главного пророссийского политика в Партии регионов, теперь растерянно говорил с трибуны, что отделение Донецкой области от Украины — это как если бы человек, которому не понравилась работа ЖЭКа, прыгнул из-за этого с десятого этажа. Другие народные депутаты, узнаваемые и уважаемые в Донецке люди, пытались разговаривать в здании городского совета с представителями толпы захватчиков ДонОГА: по многу часов объясняли „представителям восставших“, почему Донбасс не выживет без остальной страны. К вечеру эти люди шли обратно в облгосадминистрацию переубежденными, а на следующий день их неведомые кураторы, наверняка посмеиваясь, присылали новых маргиналов. Эти „переговоры“ быстро заглохли.
Хаос продолжался. 16 апреля я заехал в городской совет (не путать с областным!) к руководителю управления по связям с общественностью, моему другу Максиму Ровинскому. Мы сидели в его кабинете, говорили — и вдруг начался захват здания. Это было странное ощущение — ты как будто оказался в каком-то плохом кино, только патроны
