Дом на линии огня. Хроника российского вторжения в Донбасс - Дмитрий Дурнев
Сразу после признания „Л/ДНР“ Россией 21 февраля 2022 года Минские соглашения перестали действовать. Международные миссии ОБСЕ и ООН покинули Донецк и Луганск. Российские стратеги рассчитывали на блицкриг, устраивали массированные артиллерийские обстрелы — считали, что через неделю-другую власть в Киеве поменяется, вся страна будет оккупирована и захваченные критически важные объекты можно будет передать для ремонта гражданским — а там пусть у них голова болит.
В феврале 2022 года при наступлении на Торецк российская артиллерия положила ЛЭП под поселком Шумы, что обесточило насосы канала „Северский Донец — Донбасс“. Вода перестала идти в Горловку, Донецк, Макеевку и дальше. Потом бои шли вдоль русла канала под Горловкой, Бахмутом, Часовым Яром — и русло как гидротехническое сооружение фактически исчезло, до сих пор оно представляет собой скорее оборонительный рубеж. Дамбу Оскольского водохранилища — главного источника воды для канала „Северский Донец — Донбасс“ — россияне взорвали во время наступления в апреле 2022 года. Водоем площадью 122 километра перестал существовать. Сейчас, спустя годы, на его бывшем дне происходят бурные процессы — возвращается экосистема русла реки Оскол, какой она была до 1957 года.
„Даже если дамбу восстановить, нужно минимум три года, чтобы водохранилище наполнилось, — рассказывал мне эмигрировавший бывший директор канала. — И даже как линия обороны русло не годится. Мы для него специальные плиты делали толщиной всего четыре сантиметра — фортификационная ценность, боюсь, нулевая. Есть такое хорошее украинское слово „тендітний“ [тонкий, нежный]. Он же как живой организм, наш канал: воду сбросили — значит, берега сдвигаются“.
Так в Донецке кончилась вода — и стали появляться новые социальные практики выживания. Появились благополучные и не очень районы: в центре, „где правительство“, воду давали чаще, но там чаще и стреляли. Стало престижно жить в своем доме — в огороде можно сделать деревянный туалет. Вдоль улиц поехали водовозки с „технической водой“, которую нельзя пить, но можно использовать для санитарных нужд в квартире. Мой друг Иван владел маленькой дачей за городом. Там у него летний душ — теперь он стал роскошью. Когда потеплело, он стал ездить на дачу ночевать, а его городская четырехкомнатная квартира превратилась в капкан.
Тем временем из города стремительно исчезали мужчины: многих спешно мобилизовывали, остальные прятались. После того как патрули несколько раз забрали мужиков из очередей за водой, с полными тяжелыми баклажками (пластиковыми бутылками от пяти до 20 литров) стали ходить только женщины. „Знаешь, это очень видно: идет женщина, тянет эти баклаги, а дверь подъезда приоткрывается — и, хоп, мужские руки их забрали внутрь!“ — рассказывал мне местный человек. Появились шутки: „Любовь — это когда он несет твои баклаги на девятый этаж“. Их именно на верхние этажи носить и приходилось: даже когда вода была, она часто не добивала выше четвертого этажа, так что в подвалах высоток делали специальные „врезки“ — места, куда могли прийти жители сверху и набрать воду. „Столичный уровень“ водного комфорта — это работающий лифт, в хрущевских пятиэтажках его нет по проекту.
Появилась и новая этика — воду теперь обязательно носили с собой, чтобы помыть руки. В рюкзаках, портфелях, сумках обязательно лежало несколько пачек влажных салфеток. Особо шиковавшие при деловой встрече первыми предлагали влажную салфетку собеседнику.
Кафе продолжали работать, но к туалету персонал относился нервно: важно, чтобы клиент не пошел „по-большому“ и не израсходовал слишком много воды. Вообще, в условиях, когда носить воду на этаж — тяжелая работа, сложилась особая унизительная практика дефекации: в унитаз клали специально раскроенный полиэтиленовый пакет, по окончании процесса складывали его особым образом, убирали, плотно обернув, в другой пакет и выбрасывали в мусорный бак (ни в коем случае не в мусоропровод!). Правда, иногда такие пакеты оказывались рядом с подъездами — на один такой как-то наступил мой друг адвокат Виталий Омельченко, который переехал в Донецк из своего оккупированного села после начала вторжения. Он сгоряча сделал замечание пожилой соседке, а та в ответ пригрозила сдать его в „МГБ ДНР“, кричала, что он „укроп“ и „шпион“ — ездил „на Украину“!
На оккупированной территории воду в теплосети пробовали подавать из шахтных отстойников-прудов. Но шахтная вода прибывает в эти пруды как раз для очистки, она слишком грязная — сильно соленая, с примесью нефтехимии от затопленного оборудования и остатками гниющей древесины от брошенных в воде крепежных стоек. „Стройками века“, за которые громко отчитываются оккупационные СМИ, в Донецке оказались установки, которые готовят воду к подаче в теплосеть и уменьшают засоленность. Осенью 2022 года к населению стали обращаться с просьбами — не сливать воду из батарей для промывки унитазов. К 2025 году „глава ДНР“ Денис Пушилин уже объявляет о подготовке „нетривиальных решений“, которые подразумевают, что шахтную воду признают „ограниченно годной“ и запустят уже не в батареи, а в водопровод.
Новая жизнь напрочь убила ранее процветавший бизнес по посуточной сдаче квартир — как объяснить российскому военному или приезжему командировочному все эти проволочки с баклагами и правилами испражнения? Теперь гостей и командировочных принимали отели, которые вложили деньги и завели в зданиях крупные емкости с водой. Со временем возник новый бизнес для хозяев квартир — установка баков с водой на лестничных площадках, но эта опция работает только там, где вода до них добивает.
С запуском водоводов из Дона удалось выстроить относительно предсказуемый режим подачи воды — три раза в неделю по паре вечерних часов. Вся жизнь людей подчиняется этому графику, поскольку в эти два часа нужно успеть постираться, сходить в туалет, помыться и набрать воды впрок. Правда, в разных районах и ситуация разная. Один из моих собеседников, назову его Игнатом, жил в Пролетарском — это район на отшибе, рядом с объездной дорогой, на противоположной от фронта стороне Донецка: все его довоенные минусы теперь стали плюсами. Сюда дончане с деньгами на время перевозили в арендованные квартиры семьи из центра города, здесь заполнялись классы в школах, работал крытый каток с секциями хоккея и фигурного катания, был даже пивной ресторан со своей пивоварней. Игнат жил на втором этаже — воду было носить невысоко, он рассказывал, что дают ее с полудня, а по особенно удачным дням случается даже хороший напор: тогда он запасал 190 литров, которых ему с женой могло хватить на неделю с запасом (по европейским нормам одному человеку на все нужды необходимо 100 литров воды в день). Питьевую воду покупали отдельно, в магазине или автоцистерне, по 0,03 доллара за литр — но и ее можно было пить только после кипячения.
Совершенно другая ситуация была у Антона, жившего в одном из шахтерских поселков Макеевки в своем доме с огородом. Он с гордостью говорил, что перестал следить за графиком подачи воды — поставил себе две бочки на 500 литров и горя не знает. „Одна бочка от тещи досталась, а вторую солдаты четыре месяца назад привезли — из Мариуполя, говорят, что из „Азовстали“, там еще буквы какие-то были, — хвалился Антон. — Ты вот никогда не поймешь, как это: знаешь, что твоя бочка теперь полная,
