Дом на линии огня. Хроника российского вторжения в Донбасс - Дмитрий Дурнев
Свои истории рассказывали и те, кто двигался в обратную сторону. На бывшем автомобильном рынке, хабе для отъезда на оккупированные территории, возникло много точек питания — их начинали волонтеры, потом некоторые понемногу превратились в гибридные заведения, где и кормят за деньги, и заодно всячески бесплатно помогают. Возле одного из „ресторанов“ спрятался детский уголок — бесплатный вагончик с игрушками и компьютерами для подростков. Там ночевали две женщины с новорожденным, буквально недельным ребенком. Они приехали сюда пару недель назад из оккупированного Мелитополя, на последних днях беременности дочки — „чтобы сын был украинцем“: в Мелитополе украинские свидетельства о рождении уже не выдавали. Ехали без мужчин — с ними было бы опаснее, они вызывают агрессию на русских блокпостах.
Получив в запорожском роддоме украинское свидетельство о рождении, они возвращались с малышом обратно в Мелитополь. Говорить с журналистом перед опасной дорогой женщины не хотели — „чтоб не сглазить“. Но я и не собирался о них писать, просто плакал от бессилия, провожая этих женщин. Дорога, по которой они поехали, просуществовала до 30 сентября 2022 года, когда по плотной автомобильной очереди на украинской стороне россияне ударили ракетами, убив 32 человека и ранив более сотни. После этого транзит на оккупированную территорию через Васильевку остановился. Дата обстрела была выбрана не случайно — только что РФ за неделю провернула „референдум“ о присоединении четырех украинских областей к своей территории, с 5 октября там должны были начать действовать российские законы, переход через фронт надо было превращать в „пограничный“ или обрубить. Конечно, обрубили.
В вихре тех, еще весенних шоковых разговоров в Запорожье я вдруг услышал: „Это не для записи, я туда еще поеду!“ И следом, после выключения диктофона: „Я знаю, как убили Мантаса!“
Мантас Кведаравичюс — особый человек для Мариуполя: режиссер-документалист из Литвы, в 2016 году он выпустил фильм „Мариуполис“ о первой обороне города. О том, что он погиб, работая в городе, стало известно в самом начале апреля 2022 года. Один из моих редакторов, Роман Баданин из издания „Проект“, прочитав огромный репортаж о переходах через линию фронта, вычленил в нем упоминание о Мантасе — и предложил расследовать его убийство.
И мы расследовали.
Мой друг Саша Сосновский в те месяцы занимался тем, что спасал из уничтоженного города кошек, брошенных бежавшими людьми у каких-то знакомых, соседей, просто случайных людей. Деньги на воссоединение хозяев и их котов давали благотворительные фонды, Сосновский смог организовать приют для домашних животных в самом Мариуполе, пару передержек на трассе и вывозил машину за машиной с кошками, женщинами и детьми — мамы с малышами работали как пропуск в любой очереди, их спасение оплачивалось за счет „благотворительных“ котов. Люди и их дети могли терпеть, страдать сутками в бесконечных очередях, не реагировать на звуки взрывов, а кошкам было сложнее: у самого Сосновского одна из его собственных питомцев вырвалась из машины и сбежала, другая умерла, не выдержав стресса.
В мартовском хаосе Саше нужно было вывезти из Мариуполя свою маму. Так он и познакомился с Мантасом. „Где-то 6 марта Диана мне сказала, что есть человек, который вывозит людей оттуда, — я ей передал адрес [мамы] и забыл, — рассказывает он. — Тогда много было людей, которые даже ролики снимали, как они едут, а потом упирались в залпы „Градов“ и возвращались“.
Диана — это Сашина жена Диана Берг, после начала вторжения она успела выехать из Мариуполя. В 2014 году Диана организовала в Донецке митинги в поддержку Украины, потом переехала в Мариуполь и до войны делала там арт-пространство „ТЮ“. С Кведаравичюсом она была немного знакома. Примерно 12 марта Берг увидела в одном из чатов мариупольцев пост о том, что есть человек, который собирается в город. К тому времени в Мариуполе не работала связь, никакой информации об оставшихся там людях не было. Диана передала через чат два адреса — свекрови и ее собственной квартиры, где могли прятаться друзья: если не вывезти, то хотя бы проведать и выяснить — живы ли?
Человеком оказался Мантас Кведаравичюс. Он поехал в еще не до конца окруженный город, попутно снимая на мобильный телефон вторую часть „Мариуполиса“.
„Было 27 марта, я никого не ждала, встала утром, сделала кофе на костре, — рассказывала Ангелина Сосновская, мама Саши. — И тут стук в дверь — а у меня сосед взял отвертку, я думала, он. Открываю — стоит Мантас: „Здравствуйте, такая-то такая-то? Три минуты — сумка и паспорт!“ Я на него глаза вылупила, я его вообще первый раз в жизни видела. Говорю: „У меня шесть котов! Я не могу!“ Он, оказывается, меня в этот момент снимал, мне потом эти кадры сын показывал. И он мне снова: „Две минуты — сумка и паспорт!“ Я как села возле дверей и как стала рыдать, поднимаю на него глаза и говорю: „Я не поеду без них!““
В итоге Ангелину убедили уехать соседи, кошек они ставили у себя. Ее большую сумку Мантас накинул на спину — как рюкзак.
„И мы пошли. Зашли за гаражи рядом с домом, а там уже стояли водитель машины Мантаса, Саша, Галя с Юлей и месячная Алиска с ними в переноске — она родилась в Мариуполе 26 февраля. Была еще одна женщина, Марина — с дочкой“. Галя и Юля, Марина с дочкой — это мать, жены и дети украинских военных из 56-й моторизованной бригады, дислоцировавшейся в Мариуполе: сама бригада в тот момент выполняла приказы на другом участке фронта, а ее семьи остались в Мариуполе. Водитель Саша тоже служил в ВСУ и проник в город в гражданской одежде, чтобы помочь родным сослуживцев.
Встретившись за гаражами в районе Кронштадтской улицы, группа двинулась в район Нижней Новоселовки, где стоял автомобиль. Эти три километра люди короткими перебежками преодолели за сутки — мои коллеги из „Проекта“ потом смогли нарисовать подробную карту их пути. „Дошли до Вечного огня на улице Лавицкого, там как раз стояли наши ребята из ВСУ, — вспоминала Ангелина Сосновская. — Мы им помахали рукой и начали идти дальше, прошли где-то метров девятьсот, и всё — там уже были эти“. После Мариуполя 62-летняя Лина не произносила слово „россияне“, вместо этого говорила коротко — „они“, „эти“, иногда — „рашисты“.
На опорный пункт российской армии группа наткнулась в районе дома 37 по бульвару Хмельницкого. „Если б мы пошли вот так, снаружи, Мантас остался бы жив, — объясняла Ангелина. — А мы пошли во двор, потому что там костры горели, люди еду готовили — мы подумали, что там безопасно. Оказалось, что в доме напротив костров на первом этаже у них было что-то вроде штаба. И они нам: „Стоять!“ Мужчинам приказали идти к ним. Мантас пошел туда как есть — с моей сумкой за спиной“.
Когда российские солдаты задержали Мантаса и Александра, неподалеку начался стрелковый бой. Лину и других женщин впустили в свою квартиру местные жители. „Люди, которые нас позвали, были сами беженцами с левого берега Мариуполя, они эту квартиру снимали и еще кормили двух бабушек, которые приехали за пенсией из Донецка перед самым вторжением и застряли. Мужчина нам говорит: „Я еще и этих бабушек кормлю!“ Мы по еде там никак не вписывались“.
Ситуация получалась сложная: назад женщины с детьми не могли вернуться, поскольку шел бой, пойти дальше не могли, так как не знали, где стоит машина. „Я говорю:
