Дом на линии огня. Хроника российского вторжения в Донбасс - Дмитрий Дурнев

Однако Виктор Нусенкис не сдавался. В структуре его металлургического концерна существовал целый издательский дом: под эгидой пресс-службы Донецкого металлургического завода выпускались газета „Донбасс православный“, ежемесячный цветной журнал для верующих „Живой родник“ и детское издание „Радость моя“. Каждый год в области проводились просветительские проекты и конкурсы. В Донецке реконструированный Дворец культуры металлургов превратили в Центр славянской культуры, окруженный красивым кованым забором. Рядом воздвигли памятник изобретателям кириллической письменности Кириллу и Мефодию, а в 2011 году заложили храм святых благоверных князей Петра и Февронии на 1200 молящихся одновременно — это была самая амбициозная православная стройка в Донецке.

Иногда казалось, что Нусенкис сходит с ума. Например, существовал проект создания в самом центре миллионного города, на последнем этаже офисного здания металлургического концерна „Энерго“, домового монастыря афонских старцев: пусть молятся над громыхающими трамваями, ощущая запах пирожков из расположенного на первом этаже „православного гастронома“. Эту идею так и не воплотили в жизнь: начавшаяся в 2014 году война уничтожила донецкий бизнес Нусенкиса. Храм Петра и Февронии все-таки достроили к середине 2010-х — в нем проходят богослужения, но главным, кафедральным храмом епархии он не стал.

Планы нарастить влияние в Донбассе через церковь не реализовались по нескольким причинам. Во-первых, его кураторы и исполнители действовали привычными командно-административными методами, а для дел духовных они, как выяснилось, не вполне подходят. Один мой знакомый — отец Александр, настоятель одного из храмов в Волновахе, ранее служивший в церкви на шахте имени святой Матроны Московской, — вспоминал, что ощущал во время службы жуткую пустоту: церковь наполняли шахтеры, которых попросту обязывали туда ходить. „Храмы существовали на деньги Нусенкиса: он платил коммуналку и зарплату священникам, — объяснял отец Александр. — Настоятелю не надо было думать, придут люди или нет, он мог и при пустом храме служить и знать, что каждый месяц ему будет приходить зарплата в 15 тысяч гривен — а до войны это было почти две тысячи долларов! Нусенкис хотел заставить людей поверить в Бога, но это невозможно — ведь это Господь приводит человека к себе, а мы только создаем условия. А Нусенкис исходил из того, как работает бизнес: „Я вкладываю средства — должен получить результат, 150 новых причащающихся каждую неделю“. И голодных людей из забоя начальство гнало в храм на причастие, потому что нужен был результат“.

Вторая причина провала „державного“ проекта оказалась еще проще: влияние РПЦ в Донбассе было откровенно преувеличено, наш регион совершенно не был православным. Я помню, как одни мои знакомые музыканты, эмигрировавшие в Германию, как-то приехали на родину, чтобы крестить трехлетнего ребенка со своими местными друзьями — это были такие же музыканты, актеры самодеятельного театра, врачи, вроде как культурная элита Донецка. И вот эта компания умудрилась выбрать для крестин единственный в городе храм Украинской греко-католической церкви. „А какая разница? Священник очень душевный, остальное — уже не так важно“, — объяснял один из участников церемонии. Он вообще не понял, из-за чего сыр-бор: церковь с маковкой, без шпилей, с иконами — значит, все нормально.

Религиозную ситуацию в регионе подробно изучал Игорь Козловский — бывший декан факультета религиоведения Донецкого института проблем искусственного интеллекта, а также основатель движения донецких йогов и президент Федерации ножевого боя; интеллигентнейший человек с твердым моральным стержнем и непростой судьбой. После 2014 года он остался в Донецке, потому что нужно было ухаживать за младшим сыном — солнечным мальчиком с синдромом Дауна. В январе 2016 года люди из „министерства госбезопасности ДНР“ сломали дверь в квартире Козловского и арестовали его, объявив, что нашли дома у уважаемого ученого гранату. Козловского спасали всем миром — отпустить его просил даже известный своими пророссийскими симпатиями президент Чехии Милош Земан. В итоге, проведя почти два года в заключении, Козловский вышел на свободу в результате обмена.

Мне удалось несколько раз поговорить с ним в Киеве. Козловский объяснял, что российским консультантам пришлось столкнуться с очень непривычным ландшафтом. После развала СССР на территории Украины осталось 50% всех зарегистрированных в огромной стране религиозных организаций — в России, для сравнения, всего четверть. К тому же еще в апреле 1990 года Украина приняла крайне либеральное религиозное законодательство: регистрация общин была максимально упрощена, все получили полную свободу проповедовать свою веру и поддерживать любые связи с зарубежными религиозными центрами. При этом учет верующих фактически запретили, потому что религия — это личное дело. Никому не приходило в голову спрашивать о вере даже руководителей государства. Александр Турчинов, в середине 2000-х возглавлявший СБУ, а в 2014 году недолго исполнявший обязанности президента, — прихожанин церкви Евангельских христиан-баптистов. Бывший президент Петр Порошенко воцерковлен в ПЦУ — Православной церкви Украины (из-за того, что Константинопольский патриархат предоставил ей автокефальный статус, РПЦ пошла на разрыв с мировым православием). Какой веры придерживается действующий президент страны, еврей по происхождению Владимир Зеленский, никто не знает.

По словам Козловского, в Донецкой области после распада Советского Союза случился настоящий религиозный взрыв: к 2014 году количество религиозных общин здесь выросло почти в 10 раз — с 180 до 1780. Рядом отлично себя чувствовали университет кришнаитов, буддисты, духовное управление мусульман „Умма“ (сказалась крупная татарская диаспора), множество протестантских церквей. Во всей стране было только два региона, где крупнейшие конфессиональные церкви (православная и греко-католическая) были в меньшинстве: Киев и как раз Донецкая область. Считать, что этот сложный мир можно повернуть к Москве, построив полсотни новых, не особо людных церквей со священниками на зарплате, могли только недостаточно информированные граждане РФ.

Вместе с Нусенкисом этот банкет оплачивал миллиардер Вадим Новинский — уроженец Новгородской области, он в 2012 году получил украинское гражданство и вскоре стал депутатом Верховной Рады, а в 2022-м уехал в Европу и продолжил финансировать борьбу РПЦ за приходы Украины уже оттуда. По украинским законам любая религиозная организация может сменить подчинение (то есть перейти в другую церковь), если за это проголосует абсолютное большинство ее членов — то есть две трети прихожан. Как их считать, никто точно не понимает, поскольку учет верующих по закону вести не нужно, но вокруг этих собраний в последние годы идут настоящие битвы: как юридические, так и рукопашные. На свободных территориях оставаться в РПЦ, которая активно поддержала войну против Украины, прихожане не очень хотят. А на украинских территориях, оккупированных Россией, целые епархии просто переводят в юрисдикцию РПЦ без малейшего протеста со стороны Украинской православной церкви Московского патриархата.

Как уже бывало в истории Российской империи, вместо колоколов в итоге заговорили пушки.

ГЛАВА 3

„За вас, холуев!“

В сентябре 1998 года в Донецке зверски убили Юрия Павленко — молодого генерального директора местного пивзавода. Трое бандитов встретили его на лестничной клетке и попытались зарезать — причем не ножом, а заточкой: так в тюрьмах называют самопальное холодное оружие, изготовленное из отвертки или металлической ложки. В особо жестоком выборе средства для нападения явно было заложено некое послание. Когда раненый бизнесмен выбежал на улицу, его хладнокровно добили выстрелом в голову, как бы подтвердив символический смысл заточки.

Убийство так и не раскрыли. Продукция пивзавода