Человек, который любил детей - Кристина Стед

тварь из сточной канавы, у меня не каменное сердце, я не фыркаю с презрением при виде дешевой шлюхи в драной блузке – «не хочу знать, кто она такая, ведь я выше этого»,– хоть ее я ненавижу в той же мере, что и саму себя. Меня тошнит от добропорядочности. Тошнит от этого тупого идиота, который ошарашенно пялится на меня. Ну как же, он ведь весь такой добродетельный, как и ты. Вы мните себя чистюлями, чураетесь непристойности, а для меня нет ничего непристойного. Я готова выйти на улицу вместе с вашей несчастной сестрой; мы найдем себе пропитание и мужчин, которые будут хорошо к нам относиться, и будем держаться подальше от горластых мужей и сестер, которые готовы нас задушить. Именно это ты сказала, слово не воробей, теперь не отвертишься. Одной этой фразой ты выразила всю свою жестокую бесчеловечную сущность. У тебя в груди не сердце, а камень, которым ты пыталась сразить ее наповал. А этот спит и видит, как бы уничтожить меня после того, как вытянет из меня все, что может. Да, я насквозь вижу вас обоих. Из вас всех она – единственное приличное существо, потому что она такая же, как я – никчемная, но человечная, а человечная именно потому, что никчемная. И нечего на меня пялиться, идиот, и ты, поганое отродье, убирайся с глаз моих. Вели своей мерзкой дочурке, чтоб ушла… нет, это невыносимо… – Голос Хенни сорвался на визг, она забилась в истерике, а потом вдруг упала на пол, сильно ударившись головой. Лежала с закрытыми глазами, как неживая.

Заплаканная Луи медленно побрела за подушкой, чтобы подложить Хенни под голову, как ей уже не раз приходилось это делать.

– Ну и ну! – изумленно выдохнула Джо.

– Помолчи, Джо, – осадил сестру Сэм тихим унылым тоном. – Вся беда в том, что ты и вправду ничего не понимаешь и не пытаешься понять. Пойдем во двор, оставим ее в покое. Луи, дай маме прийти в себя. Джо, я больше не могу. Ты не представляешь, что мне приходится терпеть, поэтому оставь свои советы при себе. Я поеду с тобой и заберу от тебя Бонни. Привезу ее сюда. А ты, Джо, постарайся быть добрее. Милосерднее.

– Я никогда не делала ничего дурного, – надменно отвечала Джо со страстью в голосе. – Не причинила вреда ни единой живой душе. Никто не посмеет меня в этом обвинить.

– Джо, надевай свою шляпку, и поедем к Бонни.

Луи наблюдала за мачехой из угла комнаты, и, как только Хенни со стоном шевельнулась, девочка, всхлипывая и шмыгая носом, подбежала к мачехе:

– Мам, помочь тебе подняться?

– Да, отведи меня в детскую.

Но, встав на ноги, она сразу же отняла руку от ненавистной падчерицы и, когда доплелась до комнаты двух своих самых младших детей, захлопнула за собой дверь. Луи вышла из дома и со двора заглянула в окно детской. Хенни лежала на кровати Томми, под картиной, на которой была изображена девушка с апельсинами, и из-под ее темных иссушенных век выкатывались крупные слезинки.

Мальчишки, игравшие на берегу, прибежали во двор.

– Тетя Джо, – закричали они, – можно мы поедем в твоей машине к парому, чтоб забрать марлина? Его сейчас привезут. – Конечно, нельзя было оставлять рыбу на причале в конце улицы, куда подходил Матапикский паром: она бы испортилась. Посему они сначала привезли марлина, и только потом Джо и Сэм поехали к Бонни. Мальчишки с трудом потащили на берег тяжелую рыбину. Ее большие глаза ввалились; казалось, в борьбе за жизнь она лишилась последних сил. На брюхе зияла глубокая рана. Мальчики привязали марлина веревкой к шесту и опустили в реку, чтобы рыба не протухла до возвращения Сэма. К Спа-Хаусу стали сбегаться дети со всего Истпорта, за ними с любопытством наблюдали взрослые с моста и Шипрайтс-стрит. Младшие Поллиты чувствовали себя героями. Радостные, они все утро провели на берегу реки. В наэлектризованном свежем воздухе витало нервное возбуждение, но дети только плескались и резвились, словно рыбки.

А Эви в доме вовсю трудилась. В состоянии эйфории она, кряхтя, лазила под столы и стулья, вытирая скопившуюся пыль. Луи только что сообщила ей, что у тети Бонни родился ребеночек и она вместе с младенцем приедет к ним жить. Эви уже мысленно решила, что ребеночку поставят кроватку в ее комнате и она будет о нем заботиться.

2. Золотое облако

Небо позеленело, над Банкрофт-Холлом и исчезнувшей линией горизонта повисло облако, а Сэм домой все не возвращался. Ему было одиноко. Бонни целый день оставалась без внимания и заботы. Лишь соседка с нижнего этажа ненадолго забегала к ней, чтобы утешить несчастную. Когда пришел брат, она лежала в постели больная, измученная и сердитая. Где ее ребенок? Соседка сказала ей, что за ним приглядывает какая-то няня, но Бонни хотелось увидеть свое дитя. Кто у нее родился – мальчик или девочка? Светловолосый мальчик. Она должна его покормить. Не раньше чем через сорок восемь часов. Жалобно завывая, Бонни заснула, но вскоре снова пробудилась. Ее не отпускала тревога за новорожденного. Она хотела встать и отправиться к няне, спросила, где ее искать. Соседка ее успокоила: она была уверена, что Джо занимается приготовлениями к тому, чтобы мать с младенцем поместили в платное родильное отделение. Но Бонни знала о Джо то, что не знали другие: та металась в ярости все минувшие сутки. Бонни, если б могла пошевелиться, давно сбежала бы от сестры, но она очень ослабла и думала, что умирает. В комнате, где она лежала, мало что было сделано для ее комфорта: жужжали мухи, было душно, потому что погода стояла знойная, вот-вот могла разразиться гроза. Бонни плакала от беспомощности и, снедаемая беспокойством, думала о тайнах своего существования в последние месяцы. Никогда в жизни она не признается, какие унижения ей пришлось пережить: она снова станет веселой, неунывающей девушкой, неисправимой оптимисткой, какой всегда была. В очередной раз очнувшись от забытья, она увидела в комнате любимого брата Сэма и горько расплакалась в его объятиях, жалуясь на слабость и немощность в преддверии, как она думала, скорой смерти.

Джо хотела, чтобы Бонни немедленно забрали, дабы ей не пришлось давать объяснения окружающим, но Сэм заявил, что их сестра пока еще нетранспортабельна. («Ну что ты мне рассказываешь?! – Сколько держат в роддоме?! – Глупости! – Можно подумать, я не понимаю! – Чепуха!» – восклицала Джо.) Будет лучше, настаивал он, если Бонни побудет пока у Джо – неделю или дней десять, а потом ночью