Крысиха - Гюнтер Грасс
После того как мы часок проспорили о возможностях визуального просвещения – я делаю ставку на киношку; он утверждает, что будущее есть только у крупных видеошоу и домашнего кино, – наш господин Мацерат внезапно говорит: «Возможно, нам следует сделать все это в манере классика кинематографического просвещения, великого Уолта Диснея. Человеку надоела документальность. Такое количество действительности утомляет. В факты и без того никто больше не верит. Только лишь сны из сундука фокусника приносят непротиворечивые факты. Давайте не будем обманывать себя: правду зовут Дональд Дак, а Микки-Маус – ее пророк! Конечно, затея позволить Гензелю и Гретель убежать в обличье панков была совершенно прелестной; однако нам лучше придумать суперкрысу, остроумно нарисовать в фантастических ходах и в качестве предводительницы, да, конечно, самку крысы, так называемую вашу крысиху поставить во главе всех шествий крыс. В Риме и Брюсселе, в Москве и Вашингтоне: она, суперумная, во главе. Мы могли бы назвать крысиху в нашем мультипликационном фильме просто-напросто Мэри, нет, Доротея. Я знаю! Назовем Ильзебилль и сделаем медийным кумиром…»
Все это наш господин Мацерат повторяет в кругу своих сотрудников в ходе еженедельной планерки. Высокорослые господа и дамы кивают. Он велит записать на письменной доске указания, ориентированные на СМИ. Производство хочет знать, к чему нужно стремиться.
Но крысиха, которая мне снится, сказала: Для просветительских мультфильмов и всего остального было уже слишком поздно.
Говорю же: ничего.
Слова спотыкаются, падая в дыру.
Одни лишь дополнения.
Длинный разговор о воспитании,
который оборвался, не придя
к завершению.
Согласно последним сообщениям.
Как под конец было объявлено
и сразу же опровергнуто.
Наконец некоторые экземпляры
рода человеческого
пытались начать сначала.
Где-то, ближе к концу сезона,
должно быть, по сходной цене
предлагалась надежда.
В завершение толковали о добре и зле
и о том, что нет ни того,
ни другого.
Но когда,
или же Господь
со своими извечными отговорками.
До нас дошло постановление
отложить все
на неопределенный срок.
Мы приняли это за шутку,
но вдруг
смех застыл на устах.
В конечном итоге после всего этого
никто больше не знал голода
в мировом масштабе.
Но напоследок многие
хотели бы еще раз
послушать Моцарта.
Это крошечные острова, названия которых стали известны во всем мире, когда над ними поднялись разрывающие землю грибовидные облака, как говорилось: ради опыта. На этих островках мы тоже испытали себя. Поэтому наше поведение можно назвать рефлексом Бикини. С тех пор мы знаем. Отныне наше предчувствие затрагивало не только корабли, обладающие видимой лишь нам аурой надвигающегося крушения, мы также предчувствовали другие катастрофы: большие пожары, штормовые приливы, землетрясения и засухи, так что мы оказались в ситуации, когда нам нужно было вовремя сменить места нашего обитания. Не было ни одного степного пожара, от которого бы мы благоразумно не убежали прочь. Кроме того, мы всегда знали, какие виды, какими бы крепкими и полными сил они себя ни считали, в скором времени вымрут. В случае неуклюжих динозавров мы, допустим, немного посодействовали ускорению процесса; однако нам бы хотелось подольше оставаться компанейскими с людьми, каков бы ни был ущерб от их ненависти ко всему крысиному. Впрочем, не только евреи, но и японцы, называемые япошками, были для них подобны крысам.
После сокрушительных ударов по Хиросиме и Нагасаки, которые застигли нас врасплох, мы узнали о новой опасности. Вот почему испытания атомной и водородной бомбы, проведенные американцами, французами и англичанами, в результате которых несколько островов Южного моря оказались в эпицентре ядерного взрыва, не застали нас врасплох. Правда, наши народы не могли спастись оттуда бегством на корабле, но земля предложила себя в качестве убежища. Как только человеческое население островов было эвакуировано, мы проложили глубокие и разветвленные спасательные ходы, которые, согласно принципу анти-Ноя, затыкались старыми крысами, готовыми принести себя в жертву. Уже тогда мы думали о запасах: кокосовая мякоть и арахис. Тем не менее выжили лишь немногие.
Мне показалось, она взяла паузу, чтобы прийти в себя. Или крысиха хотела почтить память жертв себе подобных на атолле Бикини и других островах-экспериментах?
Через некоторое время – при условии что к сновидению можно подступиться с меркой времени, – она сказала подчеркнуто деловито: Когда много лет спустя на пораженных островах измеряли уровень радиоактивности, измеряемые значения все еще считались слишком высокими, чтобы можно было допустить туземцев, тоскующих по своему острову. Там невозможно жить! так говорилось, несмотря на то что обнаружили нас: здоровых и в большом количестве.
Однако наше выживание мало что значило для людей. Кроме газетных сообщений в рубрике О разном, которые считались скорее курьезом, нежели новостями, больше никакой реакции. Никакого глубинного ужаса. В крайнем случае – изумленная улыбка за утренней газетой во время завтрака: Посмотри-ка на это. Выносливые твари. Они переживают все.
Таков был человек независимо от пола. Как он мычал, важничал или, уверенный в своей силе, молчал. Его болтовня о бессмертии, при этом он догадывался, что в крайнем случае мы, выносливые твари, способны быть бессмертными.
И когда мы повсеместно зарывались в землю – на этот раз речь шла не только об островах, – мы не уклонялись ни от какого труда. Поддавались самые твердые глыбы. Что лежало поперек, мы перекусывали. Ничто не устоит перед нашим зубом. Он знаменует наше терпение. Мы подтачивали их бетон. В некоторых регионах к нашим услугам были заброшенные рудники. Римские катакомбы были расширены. А в том городе, который представляет особый интерес для тебя, наш друг, сбереженный в космической капсуле, мы использовали казематы в Хагельсберге, который с незапамятных времен возвышался над городом рядом с Бишофсбергом. Это конечные морены, которые обрели здесь покой в качестве холмов. По преданию Ягель, прусский князь и бог, обитал на Хагельсберге. Шведы уже продолбили штольню в этой горе. Однако собственно казематы – свидетельство наполеоновского времени: прочные облицованные казармы и конюшни, которые еще в межвоенный период служили складом боеприпасов. Всегда обитая там, мы легко смогли проложить более глубокие пути отхода и гнездовые камеры. Но в Гданьске и его окрестностях лишь часть нашего народа искала убежища в Хагельсберге, большинство же с помощью когтей и зубов зарывалось в кашубской глубинке. Наверху на данный момент нам больше нечего было делать.
Я не хочу туда, вниз. Ребенком я играл в казематах и находил маленькие косточки, даже череп, не знаю чей. Пускай! Пускай она глубоко зароется, и вместе с ней пусть все крысиные народы мира будут поглощены землей; я кладу новый лист и хочу, чтобы все продолжалось. Я хочу обзаводиться морщинами, покрываться складками, стареть и становиться дряхлым, беззубым, чтобы рассказывать моей Дамроке злые сказки: Жили-были давным-давно…
Если этот немой фильм, который не может спасти лес, все же будет называться «Лес» и если удастся привлечь в качестве продюсера нашего господина Мацерата, который всегда проявлял интерес к катастрофам и всегда видел все в мрачном свете, то мне придется ознакомить его с дальнейшим сюжетом фильма, с тем, что должно произойти в мертвом лесу и в других местах, и предоставить ему точное описание персонажей; поскольку Оскар, который с охотой утаивает доморощенные подробности, любит детали. Он мог бы
