Крысиха - Гюнтер Грасс
Теперь я хотел бы знать, что я здесь делаю. Я застенчивый, скованный и боюсь быть пойманным. Моя тревога поседела из-за того, что вся лживая история может вспорхнуть, чтобы скучно царила только лишь правда.
Их шаги на палубе. Сегодня день стирки. Они развешивают цветное и белое белье на длинной веревке для просушки. При легком ветре оно весело колышется между фок-мачтой и рулевой рубкой. Они поют песни, которые поют, когда развешивают белье. Где, где могла Дамрока оставить свой кофейник? Надеюсь, дождь не пойдет.
Под палубой только я. Я обшариваю остальные их пожитки, которые открыто лежат под койками или в носовом шкафу в вещмешках и чемоданах. Бесстыдно ощупать пальцами все подряд. Я ищу письма из прежних, еще более ранних времен – признания и заверения – и не могу найти ни клочка бумаги, который бы меня опознал. Я быстро просматриваю фотографии, на которых не хватает меня. Сувениры, украшения, плетенные из серебра цепочки, но среди них нет ни одной вещи, которую подарил бы я. Все чужое. Ничто не хотело напоминать обо мне. Они списали меня со счетов: недостаточно хороших мореходных качеств. То, что я значу, осталось на суше.
Лишь пожелтевшая, порванная по краям карта, которую я нахожу сложенной втрое под бельем Дамроки в ее вещмешке, кажется знакомой. На ней изображено побережье Померании с предлежащими островами. Поверх двух мужчин в масках, держащих герб с грифоном, частично антично, частично готически выведено: Mare Balticum, vulgo De Oost See[14]. На раскрашенной вручную гравюре, представляющей собой наполовину сухопутную, наполовину морскую карту, красным карандашом нарисован круг у Узедома, к востоку от устья Пене, надпись внутри раскрывает название затонувшего города. Теперь, уверенный, куда движется судно, я сворачиваю гравюру и кладу ее на место в вещмешок.
Наверху они подняли белье. Наверху женщины вяжут что-есть-мочи. Позже пять гамаков сильнее ощущают боковую качку, поскольку ветер меняется на северо-восточный, и «Ильзебилль» берет новый курс вокруг южной оконечности острова Фальстер.
Я не знаю, когда Дамрока задумала этот план. Во всяком случае, на суше и несколько месяцев назад, поскольку заявление на плавание в прибрежных водах ГДР было подано заблаговременно. В качестве исследовательской задачи было указано измерение медуз. Но только на Готланде у начальника порта в Висбю окажутся документы со штемпелем. Тем не менее остальные женщины – штурманша прежде всего – с самого начала догадывались, что это плавание не только ради медуз. Они со старухой наблюдали из рулевой рубки, как Дамрока добрый час сидела на носу судна и рассуждала о море. Это было к востоку от Фемарна после последней ловли медуз с помощью измерительной акулы. Говорили: «Она с палтусом…»
«И вчера вечером снова», – уверяет машинистша. Это было, когда по левому борту показался Грёнсунд, впереди лежал Мён, белье давно висело сухим, а ветер к вечеру сменился с северо-восточного на восточный и затем стих.
«Хотя я не видела палтуса, но они двое разговаривали тут и там. А именно на нижненемецком». Она его не понимает, говорит машинистша и следом добавляет: «К сожалению». Но призыв: Палтус, снова и снова: Палтус! она слышала отчетливо. На все лады толковали о глубине, названной Винетой в честь затонувшего города.
Теперь женщины знают, куда их ведет это путешествие. Даже если океанографша говорит снова и снова: «Я в это не верю. Вы не в своем уме. Мы направляемся к Мёнс-Клинт и Стеге. Я бы никогда не согласилась участвовать – и уж точно не с вами, – если бы в программе присутствовала подобная чушь».
Штурманша тоже не желает направляться туда. «Об этом никогда не заходило речи. Это противоречит нашему соглашению». И тем не менее обе будут участвовать, хотя и протестуя. Слово Винета повисает в воздухе.
«Именно там, – говорит старуха, – там вы захотите оказаться в конце. Больше ничего не остается».
Устала не только штурманша. Многочисленные битвы за женское дело, вечные споры не только с представителями неисправного пола, но и с себе подобными истощили волю к строительству женского царства вопреки власти мужчин. От этого плана давно отказались, хотя все они, прежде всего штурманша, до сих пор говорят: «Должны были, было необходимо с самого начала радикально…»
Вот почему, пока они ловят медуз и мальков сельди в водах Богё, а затем у берегов Мёнс-Клинта, их мысли убегают в затонувшее царство, лежащее под водой. Оно обещано им. Оно, сказал палтус, будет открыто для всех женщин. Когда он заговорил с Дамрокой, капитаншей, на нижненемецком диалекте, то, как говорят, сказал: «Ну, женщины, вам пора спускаться».
Пусть в их пяти подвесных койках женщинам снится многоцветная Винета. Вплотную друг к другу, как они лежат, станет, если они только захотят, осязаемым женское царство. Моторный эверс лишь слегка поднимается и опускается. Корабль пришвартован в порту Стеге: прямо перед мостом в центр города, у причала сахарного завода. На заднем плане – отвал кокса и бледно-зеленый силос. Мелководье пахнет тухлятиной. Слишком много водорослей. Медузы в изобилии.
Все пять спят. «На Мёне, – сказала Дамрока, – нам не нужно вставать на вахту». Они лежат так, как того хочу я: старуха, бормоча и бранясь во сне, свернулась калачиком посередине, штурманша у правого борта с открытым ртом, Дамрока у левого борта на спокойной спине, океанографша между ней и старухой: съежившись на боку, и машинистша, беспокойно ворочающаяся между старухой и штурманшей.
Завтра женщины хотят совершить прогулку по городу. В Стеге распродажа. Запасы необходимо пополнить. Не только шерсть подошла к концу. Старуха еще не знает, хочет ли она пойти вместе с ними.
Утопия Атлантида Винета. Но говорят, что этот город действительно существовал как вендское поселение. Некоторые говорят, что он затонул у берегов Узедома; но польские археологи с недавних пор ведут раскопки и находят на Волине руины стен, черепки и арабские монеты. Винета изначально называлась по-другому. Говорят, что долгое время в этом городе были главными женщины, пока однажды мужчины не захотели высказать свое мнение. Старая история. В конце концов слово взяли господа. Жизнь прожигали и детям дарили игрушки из золота. После этого Винета ушла под воду со всеми своими богатствами, чтобы однажды затонувший город мог быть спасен: женщинами, конечно, числом пять, одна из которых была вендского происхождения и звалась Дамрокой.
В течение дня она сонлива и сворачивается клубочком: отворачивается от моих историй. Но ей нравится слушать Третью программу вместе со мной. Она предлагает: утром чтение вслух, школьная радиопередача для всех, торжественная барочная музыка, в промежутках новости, репортаж СМИ, позже – Эхо дня, затем снова барочная музыка, на этот раз церковная.
Поразителен ее интерес к сообщениям об уровне воды. Она считает заслуживающим внимания, что уровень Эльбы у Дессау остался неизменным один восемь ноль, а у Магдебурга поднялся до один шесть ноль плюс один. Ежедневно она слушает, как высоко стоит река Заале у Галле-Трота, а затем – данные по глубине от Гестхахта до Флигенберга. Но моя рождественская крыса не проявляет интереса, когда сообщается о том, что актуально. Повсюду нерешенные проблемы. Говорят, что растут только кризисы; и моя молодая крыса, длиной без хвоста с мой указательный палец, растет, как и кризисы, которые, поскольку они лежат тесно, вплотную друг к другу, срослись вместе и – метафорически выражаясь – образуют так называемого Крысиного короля.
К примеру, в отчете СМИ недавние опасения по поводу кабельного телевидения компенсируются еще большими опасениями по поводу хромающего следом спутникового телевидения. Наш господин Мацерат, который охотно намечает на большой грифельной доске всеохватную медиасеть, говорит: «Поверьте мне, уже завтра мы создадим действительность, которая устранит всю неопределенность и случайность будущего благодаря
