Человек, который любил детей - Кристина Стед

но окружающие чувствовали ее отношение. Хенни оно бесило донельзя. «Чванлива, как все Поллиты!» – повторяла она по десять раз на дню. Но падчерица пропускала ее восклицания мимо ушей. Луи знала, что она гадкий утенок. Но, превратившись в лебедя, она никогда не вернется в их деревенский пруд, а уплывет далеко-далеко, в неслыханные дали на краю обрамленных лилиями мировых океанов. Это был ее секрет. Но у нее имелись и другие сокровенные тайны судьбы, – например, ночной всадник, которого, кроме нее, никто не слышал. Благодаря этим тайнам ей удавалось благополучно переживать почти все домашние неурядицы, которые тысячами ежегодно обрушивались на нее. Мыслями уходя в свои мечтания, она словно удалялась в другой мир, где напрочь забывала про свои беды – деяния слабых существ.

Хенни раздражало то, что все домочадцы преклонялись перед ней как перед мегерой. Она росла не с мыслями о том, что преуспеет благодаря своему дрянному характеру. Ей с детства внушали, что она будет важной дамой, как красавицы Юга прежних времен. Посему она поспешила к себе в комнату, чтобы одеться и покинуть дом, где были загублены все ее надежды, где под давлением обстоятельств ей ничего не оставалось, как только чернить себя в собственных глазах. Неугомонная, глубоко несчастная, она была преисполнена злобы и презрения: что за бесхребетное сборище это отродье балтиморских трущоб, отпрыски человека, который с двенадцати лет был на побегушках у какого-то то ли трактирщика, то ли торговца рыбой, да так и не научился быть независимым! Самое ужасное, что на нее взирали как на богатую наследницу, а у нее не было ни гроша за душой, и ей приходилось влезать в долги, чтобы прокормить детей. Своей машины у нее не было, и, голодная, в несвежей блузке, она будет вынуждена в воскресенье (в день веселья!) тащиться в трамвае. Наверное, она сумела бы стрясти с него немного денег, но у нее не было ни терпения, ни желания утверждать свою победу. Ее жизнь загублена окончательно и бесповоротно. Старый Дэвид Кольер назад ее не примет, а какой другой мужчина согласится взять ее в жены с довеском в пятеро детей, пусть Тохога-Хаус и не был заложен? Ей было плевать, одержит ли она верх над этой трусливой братией: они уже ее победили.

Хенни положила на тарелку немного холодного мяса, сваренное вкрутую яйцо, смородину, репчатый лук и приправила все карри, приготовив блюдо на одну порцию, которое быстро съела и запила чаем, что налила для нее Луи. После поспешила на чердак, к Бонни. Та читала какие-то старые любовные письма, уложив в чемодан всего две нижние рубашки.

– Беру все свои слова обратно, – заявила Хенни с высоко поднятой головой. – Не сдержалась, гневу поддалась. Оставайся, если хочешь, хотя я бы не стала! Я еду в город, вернусь поздно.

– Душенька, я знаю, что ты не хотела меня обидеть.

– О, я – грубая скотина, но они сводят меня с ума, и я чувствую себя такой же слабой, как изголодавшаяся кошка!

– Душенька, давай я что-нибудь тебе приготовлю! – вскричала Бонни, с готовностью вскакивая на ноги и убирая письма в выдвижной ящик.

– Я уже перекусила карри, – смягчилась Хенни, сменив гнев на милость к добросердечной Бонни. – Сама не понимаю, чего накинулась на тебя.

Бонни хотела что-то сказать, но прикусила губу. Потом:

– Душенька, я приготовлю ужин. И другую блузку тебе куплю.

Хенни, уже направившись к выходу, повернулась и невесело рассмеялась:

– Не говори глупости! Где ты возьмешь деньги на новую блузку? Я что, за нее платила? Я побираюсь у своих богатых родственников! Как старая прачка, донашиваю за ними старомодную одежду с выцветшими от пота подмышками. Дешевая прислуга, как мы с тобой, не покупает приличные наряды и не возвращает долги. Надену что-нибудь старое. Кто взглянет на старую перечницу вроде меня?

– Хенни, ты всегда выглядишь как леди, во что бы ни была одета!

– Я выгляжу такой, какая есть, – грубо отвечала Хенни, – несчастной старой калошей: если б десять лет отстояла на панели, и то не выглядела бы такой потрепанной! Проследи, чтобы дети были накормлены, ладно? Я хотела бы уехать на целый день, если получится.

Хенни поспешила вниз, думая про себя: «Мне с ней нельзя ссориться, приходится задабривать ее, ведь я не могу нанять служанку с проживанием. Ни одна служанка со мной не уживется. Никто, кроме Поллитов, не станет терпеть меня, даже дядя Том»[16]. Рассмеявшись про себя, она вернулась в свою комнату, чтобы одеться для поездки в город.

Обрадованные известием о том, что Хенни уедет до обеда, дети с удвоенным рвением принялись за работу.

– Мелкий, мама велела почистить ее туфли, – приказным тоном обратилась Эви к Малышу Сэму. Тот сидел на корточках и, о чем-то мечтая, бездумно водил пальцем по покрытию дорожки.

– Мелкий общается со своими мыслями и с Природой, – тихо сказал Сэм-старший. – Оставь его.

– Тогда пусть Эрни почистит, – строго произнесла Эви.

– Тебя забыли спросить! – огрызнулся Эрнест.

– На что мамуле нужно, чтобы начистили ее туфли? – буркнул себе под нос Сэм.

– Она собирается в гости к тете Хасси.

– Почему Хасси не приедет сюда на машине и не заберет маму? – не унимался Сэм, умело нанося краску.

– Не знаю, – уныло ответила Эви. Хасси, когда приезжала к ним, обязательно привозила Эви какой-нибудь подарок. Но она редко к ним наведывалась.

– Почему все в этом доме делается украдкой? – выразил свое возмущение Сэм, но беззлобно. – Душенька жить не может без вранья. Мне понадобилось много времени, чтобы понять: ее так воспитали. И, признаю, поначалу я был довольно суров с ней. Я не хочу, чтобы в нашем доме царил обман, дети! Теперь я знаю, что Хенни придерживается другого мнения: это – проклятие женщин, с детства постигавших бесполезное искусство. Их учили заманивать в свои сети мужчин. Да, каждая ставила перед собой цель найти богатого мужа. И это в нашей республике! Тем не менее это факт. А я, вы знаете, человек честный и искренний. Но женщин воспитывают как рабов – учат лгать. Только не думайте, будто я учу вас критиковать маму.

Тем временем Эви и Эрнест яростно перешептывались – препирались, обмениваясь сердитыми взглядами. В конце концов Эви заплакала. Словно по сигналу, в дверях темного холла появилась светлая голова Бонни.

– Собаки лают и кусаются, такими сотворил их Бог![17] – процитировала она по памяти.

– Да прекратите же! – заорала Луи, выглянув из окна столовой, где она читала свою «Легенду».

Эрнест улыбался во весь рот.

– Кто почистит мои туфли? – крикнула Хенни.